Очищение
Шрифт:
— Да прочитай же текст, черт бы тебя побрал! — не выдержал Романов. Его снова поддержал короткий гул. Парень оторопело осекся, кивнул и даже с некоторой торжественностью прочел, держа бумагу обеими руками:
— «Властям Владивостока в случае, если слухи верны. Улан-Удэ разрушен. Озеро Байкал быстро меняет очертания, западный берег резко опускается. Землетрясения. Сейчас говорит поселок Селенжинский. Генерал-лейтенант Белосельский…» — Романов вздрогнул, услышав знакомую фамилию, но тут же забыл об этом совпадении… — Тут пропуск… дальше: «…Прочно контролируем поселок и окрестности. Большое количество беженцев, детей-сирот и больных лучевкой. Сильные ветра, необычное похолодание.
— Кто-нибудь… Да тише, черт возьми! — Романов стукнул обоими кулаками по столу, потому что поднялся снова невероятный радостно-удивленный шум. — Кто-нибудь знает Белосельского?!
— Я! — поднялся полковник Сельцов, представлявший сейчас объединенное руководство ВВС и ПВО — контору, бывшую практически бесполезной, не прими Большой Круг решения о старательном сохранении всех механизмов, аппаратуры и прочего. — Хорошо знаю, думаю, меня он тоже помнит. Строго говоря, два года назад он вышел в отставку… до этого десять лет служил в штабе округа, бывший десантник. Последнее время по поручению полпреда президента курировал кадетские корпуса. Надежный человек, настоящий офицер, но как бы сказать, с тяжелым характером.
— Вы сможете его опознать во время радиосеанса? По каким-нибудь характерным словечкам, приметам речи? — тут же спросил Шумилов, как видно, сразу понявший идею Романова.
— Эй, эй, эй! — подал голос молодой ученый, уже разговаривавший сразу с несколькими людьми. Он вывернул шею, глядя через плечо. — Мы не можем обещать…
— Я знаю! — рявкнул Романов. — И не надо обещать! Сделайте!
— Мы… — Парень вдруг усмехнулся и кивнул: — Хорошо. Сделаем.
— Могу, — решительно сказал Сельцов. — Практически стопроцентно.
— В таком случае вам это и поручается. — Романов рухнул на стул. И с трудом удержал себя от желания спрятать лицо в ладонях и вслух пробормотать: «Неужели получится?!»
Женька заявился около девяти часов — у Романова шло совещание с Русаковым, Муромцевым, голландцем Северейном и представителем японцев по вопросам совместной обороны. Точней, по вопросу включения экипажа фрегата и взрослых японцев в отряды самообороны. Мальчишка был по пояс в грязи — ощущение такое, что он куда-то проваливался, — и при этом крайне доволен. По стеночке (и оставляя на полу отчетливые черные следы ботинок) он проскользнул в дверь, за которой при старом мэре располагалась роскошная комната отдыха, а сейчас была просто спальня-кабинет Романова. Там же стояла в углу наскоро смонтированная душевая кабинка с электронагревателем.
И японец, и голландец вели себя недоверчиво-подчиненно. Явно ждали каких-то подлянок, и Романов не знал, как их переубедить. Да и не очень старался, полагаясь на время, — разберутся сами. Вооруженные силы нового государства (кстати, еще не имевшего названия) состояли в первую очередь из ополчения — всех мужчин, которые могли носить оружие и — на этом настоял Большой Круг, хотя сам Романов сомневался, — не злоупотребляли алкоголем, а также вели какое-то собственное хозяйство или значимое «дело» либо состояли на общественно важной службе. Выпивохам и тем, кто предпочитал жить на обязательные пайки, работая «от и до», оружия не полагалось. Большая часть солдат-срочников из всех уцелевших воинских частей после разрешения на демобилизацию слилась с населением.
Ударную часть армии
Когда Романов вошел в комнату отдыха и уселся за стол, расстелив перед собой большую карту земель в «треугольнике» Благовещенск — Николаевск-на-Амуре — Хабаровск, Женька еще не вышел из душа. Слышно было, как он там довольно мычал. Громко и радостно, временами перекрывая плеск. Мылся и пел. Слушать это было тяжело, если честно… но Женька редко вспоминал о своей немоте, и жестоко было бы ему о ней напоминать лишний раз.
Романов покачал головой, заставил себя смотреть в карту и думать. То, что творится на этих землях, надо было знать точно. И как можно быстрей. Иначе все попытки продвижения на запад, на соединение хотя бы с селенжинской группой Белосельского, были заведомо обречены на провал. И еще — очень, просто очень надо было знать, что же творится в Китае. Кроме того, пугали мысли о том, что на Земле происходят вещи, над которыми не властен человек. Вообще не властен, судя по всему. Вон Байкал, похоже, превращается в море… а как же, например, Иркутск? Хотя… он, наверное, все равно уничтожен ракетами… Но это было понятно, страшно — и привычно, это война. А как объяснить и как принять и понять все остальное?!.
Над ухом послышалось сопение. Романов обернулся — это был Женька. Он лохматил мокрые волосы полотенцем и с интересом глядел на карту.
— Почему не спишь? — сердито спросил Романов.
Мальчишка не ответил, ткнул пальцем в карту, провел по названию речки — «Бурея» — и подчеркнул ногтем название деревни рядом с городом Чегдомын. Поморщился, быстро притянул к себе свой верный блокнот, листнул (Романов ждал с интересом), написал на первом же чистом листке:
«Я это место знаю».
— Знаешь? — быстро спросил Романов. — Это же далеко.
Мальчишка уверенно кивнул, снова зачеркал карандашом:
«Я тут три года летом у тетки одыхал после Турции Греции Египта. Хотел когда моих убили к ней бежать, но бялся из города далеко один итти».
— Боялся?
Мальчишка кивнул опять. Подумал, хмуря брови и разглядывая карту. Романов расставил знаки препинания. Вставил в слово «одыхал» одну букву «т», из слова «идти» вычеркнул другую и заменил на «д». Женька посмотрел сердито, потом написал:
«Я могу туда пробраца. И все увижу. И по дороге тоже».
Романов исправил ошибку. Помолчал. Мальчишка тоже молчал, только сопел.
— Тут главное не «пробраться». Выбраться главное, — сказал тихо Романов. Помолчал, наблюдая за Женькой. Спросил: — Понимаешь?
Женька кивнул. Написал:
«И выбраться».
Уже без ошибки.
— Жень, зачем? — спросил Романов, глядя в серые упрямые глаза. Мальчишка подумал, шмыгнул носом громко. Пожал плечами. Наклонился к блокноту: