Одержимость Малиновского
Шрифт:
— Не переживай, этого добра у меня на мой век хватит. А тебе советую запастись валидолом — я объявляю войну, — отворачивается, и уже Сашке: — Не, ты слышал? Яду мне хотел в чай добавить.
— Так он же пошутил, — попытался друг заступиться за Ваню. — Ты и сама можешь подобное ляпнуть. Чего завелась-то?
— Мне можно, а этому нелюдю нельзя. Про таких, как он, говорят: ни богу свечка, ни чёрту кочерга.
— Пошли в дом, — берёт меня Иван за талию, подталкивая.
— Вань, ну зачем ты её провоцируешь?
— Я не провоцирую, а ставлю на место, иначе она нас с ума
— Подожди, — остановилась я, смотря вслед бабушке.
К нам подошла Оливия:
— Может, ты успокоишь свою бабушку? А ты, — посмотрела она строго на Ваню, — не задирайся, она же пожилой человек, они часто как дети себя ведут. Я бы сейчас всё отдала, чтобы моя бабушка была со мной, только вот невозможно это. Цените тех, кто с вами рядом, завтра этого может и не быть.
Я и сама хотела пойти к ней и выяснить, что, собственно, происходит. Она у нас торпеда, а не склочная бабка, и такое её поведение странно.
— Вань, покажи Оливии дом.
— Лучше пусть бумагу даст и ручку, — подал голос Влад, с нежностью смотря на подругу, — я буду Оливии рассказывать, кто тут живёт и кто кому приходится. Боюсь, она завтра с ума сойдёт, если её не подготовить к знакомству заранее. А ты поговори с бабушкой, может, она и расскажет тебе, что происходит. Мы спрашиваем, а она отмахивается.
— Мир, иди к бабушке, она в тебе больше нуждается, чем я. Тем более Влад прав, я хочу знать, с кем общаться придётся, ты же знаешь, не люблю блуждать в неведении.
Сашка отвёл бабушку к лавочке на озере и, усадив, принялся её успокаивать. Говорил тихо, и всё же, находясь за пять метров, я услышала их разговор.
— В себе держать проблему тоже не вариант…
Понятно, он уже пытается разузнать, что, собственно, произошло.
— Нет у меня проблемы, — с вызовом посмотрела на Лютова она, скрестив руки на груди.
— А я говорю — есть. Рассказывай, какой ядовитый клещ тебя укусил? — Бабушка фыркнула и отвернулась к озеру, мол, я тут одна сижу, и со всякими проходимцами не разговариваю. — Не хотел этого делать, но ты моя горячо любимая бабушка — вынудила…
Он берёт её за плечи, наклоняется к ней, бабушка резко поворачивает к нему лицо и замирает. Тут Сашка, что-то совсем тихо ей сказал, смотря прямо в глаза, и через несколько секунд отстранился. Теперь он скрестил руки на груди:
— …Рассказывай.
«Он что, её загипнотизировать пытался?» — мелькнула у меня шальная мысль в голове, я даже притормозила. Но тут же отмахнулась от неё — нет такого гипноза, чтобы за секунду подействовал. И, насколько мне известно, он в этом не силён. Читать, конечно, людей умеет по мимике, жестам, но никак не это.
— Я… я… — начла она, — боюсь смерти, — её голос дрогнул, — чувствую, как костлявая ходит за моей спиной, а иногда физически ощущаю, как она ледяной рукой держит меня за горло. — Бабушка приложила ладонь к своей шее. — Саш, я в ужасе! Два месяца назад моя школьная подруга умерла. Вечером с ней разговаривала, она себя хорошо чувствовала, строили планы, а утром её не стало. Да что там — практически все мои знакомые уже в
— Ты зря себя накручиваешь…
— Внучок, это ты зря меня успокаиваешь. Я чувствую дыхание смерти на своём лице, от неё ещё никто не смог сбежать. Каждый день или час может стать для меня последним. Понимаешь, о чём я? Вот поэтому тороплю события, я должна быть уверенной, что все устроены. Очень хочу успеть подержать на руках правнуков. Мне будет легче умереть, зная, что вы счастливы и любимы. Поверь, это очень важно, до встречи с Владимиром я этого не понимала.
Я так и стояла, не в силах пошевелится. Слова бабушки меня поразили. Жить и думать, что завтра может и не наступить, для человека, так страстно любящего жизнь — сравни аду на земле. Александр тяжко вздохнул и, сев перед ней на корточки, взял её ладони в руки.
— Ты права, рано или поздно это обязательно произойдёт — таков порядок вещей.
— Знаю, но не могу с этим смириться. Я же как в раю сейчас, очень не хочется, чтобы это закончилось. Как представлю, что меня не станет, вернее, смерть так ужасна… — она замолчала.
— Смерть не ужасна, это всего лишь переход из одного состояния в другое. Людей это понятие страшит, так как они не понимают или не знают, что там — за гранью.
Можно подумать, ему известно, что происходит, когда люди умирают.
— А ты прям знаешь, — невесело усмехнулась бабуля, смотря на нашего «мудрого». — Нет по ту сторону ничего, мы исчезаем навсегда.
Александр по-доброму усмехнулся:
— Бабуль, Вселенная не терпит пустоты. Тем более твоя теория о конечности бытия человека не выдерживает никакой критики. Считай смерть новым этапом в твоём развитии.
— Нет, внук, это конец.
— Ты не права. Смерть — это как кануть в небытие. Это происходит, когда человек прекращает своё развитие, утопая в трясине никчёмности. Даже в писание написано: «но, как ты тёпл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих». Многие трактую это по-своему, а я скажу, как я понимаю: это означает, человек должен гореть, неустанно совершенствоваться, пусть даже совершать ошибки, но хоть что-то делать, а не тлеть, лёжа на кровати и покрываясь плесенью. Такие даже там, — Сашка показывает рукой в небо, — никому не нужны. А ты у нас горишь так, что в Сибири зарево видно.
— Не думала, что ты настолько ударился в религию…
— Это не так, у меня свой взгляд на порядок мироздания. И уж точно я не религиозен, это слово у меня вызывает отвращение: во имя религии пролиты реки крови, её использовали, чтобы управлять массами себе в угоду.
— Я имела в виду — веришь в бога…
— Опять мимо, — усмехнулся Александр, понимаясь в полный рост. — Я его знаю, и ты тоже, только в упор не замечаешь очевидного — он во всём, что нас окружает.
— Какой ты романтик…