Одержимость
Шрифт:
— Как я устала, — прошептала она.
— Мы все устали, — сказал Роб, устраиваясь рядом. — Габриель, не стой, садись, пока тебя кто-нибудь не увидел. Ты еле жив.
«Верно», — подумала Кейтлин.
Габриель и до нападения на полицейского был измотан, а теперь его едва ли не трясло от слабости.
Он еще постоял какое-то время, явно демонстрируя свою независимость, а потом сел, только не рядом, а напротив.
Анна и Льюис подобрались поближе к Кейтлин. Она закрыла глаза и откинулась
«Он никому не даст меня в обиду», — в полудреме подумала Кейт.
«Никому», — отозвался в ее сознании голос Роба, и ей показалось, что она погружается в золотое сияние.
Янтарный свет согревал и даже как будто подпитывал ее.
«Это как попасть в объятия солнца, — подумала Кейт. — Я так устала…»
Она открыла глаза.
— Мы собираемся спать здесь?
— Думаю, так будет лучше, — растягивая слова, отозвался Роб. — Но может, следует выставить дежурного. Ну, понимаешь, на случай, если кто-нибудь явится сюда.
— Я посторожу, — коротко бросил Габриель.
Кейт изумилась:
— Нет! Тебе нужен сон больше, чем любому из нас…
«Мне нужен не сон».
Этот сигнал пролетел по сети так быстро и был таким слабым, что Кейт толком не поняла, слышала его на самом деле или нет. Габриель лучше других умел экранировать мысли.
Кейтлин не могла понять, что происходит в его сознании, чувствовала только, что он опустошен — и настроен решительно.
— Вперед, Габриель, делай что хочешь, — мрачно сказал Роб.
Кейтлин слишком устала, чтобы спорить с ними обоими. Она никогда не думала, что ей придется спать вот так, на голой земле под открытым небом. Это была самая долгая — и худшая — ночь в ее жизни, но земляная насыпь за спиной казалась удивительно удобной. Анна прижалась к ней с одного бока, Роб — с другого. Стояла тихая мартовская ночь, лыжная куртка сохраняла тепло. Кейт чувствовала себя в безопасности. Почти…
Кейт закрыла глаза.
«Теперь я знаю, каково это, быть бездомной, — думала она. — Мне некуда идти, я плыву по воле волн. Черт, я — бродяга».
— В каком мы городе? — пробормотала она.
Ей почему-то показалось, что это важно.
— Думаю, в Окленде, — ответил Льюис. — Слышишь самолет? Мы рядом с аэропортом.
Кейтлин слышала и самолет, и сверчков, и проезжающие вдалеке машины, но звуки сливались в сплошной невыразительный гул. Скоро она выбросила все из головы и уснула.
Габриель подождал, пока все заснут — а заснули они быстро, — и встал.
Он допускал, что, оставив ребят, подвергает их опасности. Что ж, он ничего не мог поделать… А если Кесслер не способен защитить свою девушку, это его проблемы.
То, что Кейтлин теперь девушка Кесслера,
«И ей почти удалось», — думал Габриель, продираясь сквозь колючие кусты.
Из-за нее ему пришлось принять помощь не от кого-нибудь, а от Кесслера.
«Это больше не повторится».
Габриель добрался до забора, подтянулся, отогнул колючую проволоку и перелез на другую сторону. Когда он спрыгнул на землю, у него подкосились ноги.
Габриель ослаб. Никогда еще он не был таким слабым. Голод снедал его изнутри. Он выжигал, как огонь, оставляя после себя лишь обугленную землю. Так жаждет дождя потрескавшаяся от зноя почва.
Ничего подобного он никогда не испытывал. И часть его, крохотная, та, которая пряталась на задворках сознания и порой высказывала свое мнение, нашептывала, что в подобном чувстве есть нечто опасное. Нечто неправильное.
«Не обращай внимания», — сказал себе Габриель.
Он медленно шел по неровному тротуару, усилием воли заставляя себя переставлять ноги, и напрягал мышцы, чтобы они не дрожали. Он не испытывал страха в подобных местах, он привык к ним, но он был не дурак, чтобы показывать здесь свою слабость. В таких местах слабаков отстреливают.
Он искал слабого.
Та его часть, что нашептывала в голове, корчилась от боли, подслушивая его мысли.
«Не обращай внимания», — снова сказал себе Габриель.
Впереди был винный магазин. Рядом с ним — длинная кирпичная стена, увешанная изодранными афишами и оборванными объявлениями. Возле стены стояли и сидели на ящиках мужчины.
Мужчины… и одна женщина. Не красавица. Кожа да кости, с провалившимися глазами и нездоровыми волосами. На щиколотке у нее виднелся вытатуированный единорог.
Какая ирония. Единорог — символ чистоты и невинности.
«Лучше эту тощую дешевку, чем невинную ведьму», — подумал Габриель и сверкнул в пустоту одной из самых своих блестящих, волнующих улыбок.
Мысль о невинной ведьме лишила его всяких сомнений. Ему нужен был кто-то. И пусть лучше эта шваль, чем Кейтлин.
Его переполняло выжигающее все на своем пути чувство. Он превратился в опаленную пустоту, в черную дыру. В изголодавшегося волка.
Женщина повернулась в сторону Габриеля. Сначала она вздрогнула от неожиданности, а потом, разглядев его лицо, одобрительно улыбнулась.
«Думаешь, я красив? Отлично, меньше хлопот»
Габриель улыбнулся в ответ и положил руку ей на плечо.