Одержимость
Шрифт:
— Девушка, может, снимете сумку с капота? — На этот раз таксист вышел и осторожно потеребил ее за руку. — С вами все в порядке? Задумчивая какая-то…
— Вот именно. — "… и если это встреча с… с кем-то имеющим отношение к делу…» — Я передумала, давайте вон за тем белым «фольксвагеном», только постарайтесь не мозолить ему глаза, пожалуйста.
Таксист удовлетворенно крякнул и пулей метнулся за руль:
— Сделаем в лучшем виде. Даже лишних денег с вас не возьму. Ну разве что чуть-чуть.
— Только таранить не надо! — вскрикнула Женя.
Мовсесян на первом же перекрестке резко тормознул на желтый, но таксист знал свое дело — виртуозно вписался в синхронно замедляющую ход колонну машин, умудрившись даже пропустить вперед, между собой и «фольксвагеном»
— Я, девушка, в такси уже скоро пятьдесят лет, с тех еще пор, когда две копейки километр стоило прокатиться. вас тогда еще и в планах не было. Кого я только не возил, за кем только не гонялся!
Мовсесян, выскочив на Садовое кольцо, двигался на восток, они приклеились к нему почти вплотную, повторяя все маневры тренера, перестраиваясь за ним из ряда в ряд.
— Иван Васильевич, вы бы поотстали, — попросила Женя (на карточке, закрепленной на «торпеде», значилось, что уважаемых пассажиров обслуживает Иван Васильевич Буйнов). — Заметит же.
— Не заметит, — заверил таксист. — Вон, посмотрите, сколько таких, как мы, вокруг, каждая третья машина — такси. Я тут книжку недавно читал одного французского писателя, там один таксист покрасил, значит, свою машину в красный цвет с черной полосой, салон желтый, чехлы на сиденьях серые, а еще повесил по лобовику гирлянду из бутылок от кьянти, и на переднем сиденье у него настоящий граммофон стоял — вот такую тачку, конечно, заметил бы ваш… кстати, он вам кто? Не хотите, можете не говорить, мне просто интересно, но знать вовсе не обязательно.
Женя предпочла промолчать, никакая правдоподобная басня в голову не лезла, а мямлить что-то о происках врагов и конкурентов, зачем? Да и таксист, похоже, даже обрадовался ее молчанию.
— Я, знаете ли, в таксисты пошел как раз из-за таких вот приключений. Кто-то говорит: мол, дальнобойщики — вот где романтика, дорога, чужие страны. А мне чужие страны без надобности, это только в сериале красиво и романтично, а на самом деле прихлопнут где-нибудь в чистом поле, и поминай, как звали. Другое дело город, тем более Москва, тут такого насмотреться можно, я один раз даже в самой настоящей милицейской операции по задержанию опасного преступника участвовал, жизнь человеку спас. Году, наверное, в семидесятом… — Он прищурился на Женю, делая вид, что мучительно вспоминает. — Да нет, конечно, точно я помню: 7 июля семьдесят первого дело было, это я так, для форсу вид делаю, что забыл. Такое не забывается. самое яркое приключение за всю мою жизнь. Муровцы, два опера, засекли кого-то аккурат около Лубянки — бандит, значит, на «Волге», а они, горемычные, на «Запорожце» ушастом, может, помните, были когда-то такие. И этот «Запорожец», как назло, перегрелся — зимняя же машина, с воздушным охлаждением, — и ни в какую, чихает подлец, а ни с места. А бандит-то уходит. А я как раз дамочку у магазина высаживаю с дитем. Они ко мне. То есть один побежал к телефону подмогу вызывать, а другой меня уговаривать: отдай, мол, машину, нужно для задержания. А я, значит, тоже на «Волге» — новенькая, только полгода как в таксопарке, думаю: побьют мне машину, может, из зарплаты и не придется ремонтировать, милицейское задержание все-таки, дело общественно значимое, но на какую-нибудь старушку развалюшку точно пересадят. Нет, говорю, не проси, товарищ, все понимаю, но машину не дам. Вот и не дал… Такие дела.
— Что?! — расхохоталась Женя. Она как будто сосредоточила все внимание на «фольксвагене» Мовсесяна и к таксисту особо не прислушивалась, но смысл рассказанного, хоть и с некоторым опозданием, до нее дошел. — А приключение-то в чем?
Таксист мечтательно вздохнул:
— Вот в этом самом и приключение.
— А жизнь человека, которую вы спасли?
— Спас, конечно, жизнь. Этого рецидивиста аккурат в двух кварталах от Лубянки и взяли, на Кузнецком мосту, — как раз подмога с Петровки вырулила, и он прямо им в руки. Отстреливался, трех человек подранил, две машины милицейские разбил, вот и выходит, что если бы мы за ним быстренько погнались,
Мовсесян действительно очень торопился. По Большой Садовой шел на максимально возможной скорости, нахально подрезал, метался из ряда в ряд, не заботясь о включении поворота. Но, видимо, очень нервничал, поскольку таксист, совершенно не рискуя и маневрируя плавно и аккуратно, тем не менее не отставал.
— Не в зоопарк ли он собрался, а? — хмыкнул таксист, выворачивая вслед за тренером на Красина, а дальше на Зоологическую.
— Если остановится, приткнитесь где-нибудь рядышком, хорошо?
— Само собой.
Мовсесян и самом деле тормознул на стоянке у главного входа в зоопарк, выскочил из машины, повертел головой в разные стороны, кого-то заметил, махнул рукой, но от машины не отошел. К нему спешил плотный высокий господин в сером пальто до пят. Норинский! Лучший друг и наперсник Болотникова. Ну, мерзавцы! Вот, значит, как! Срочные конспиративные переговоры мужской половины двух пострадавших сторон. Значит, Гончарова и Ангелина Марковна отправились на совещание…
— На такой случай у меня в бардачке поляроид имеется, хотите? — почему-то шепотом поинтересовался таксист.
— Хочу, — тоже шепотом ответила Женя и, не сводя глаз с беседовавших, нащупала фотоаппарат.
Норинский, веерно жестикулируя, в чем-то убеждал Мовсесяна, тот, судя по покачиванию головы, не соглашался. Норинский настаивал, потом Мовсесян чуть ли не рукой заткнул ему рот и пару минут сам в чем-то убеждал.
— Понимаете, о чем они? — еще тише спросил таксист.
— А вы и по губам читать умеете?
— Нет, — вздохнул таксист.
— Вот и я — нет.
Она успела сделать три снимка, последний — в момент итогового рукопожатия. Беседа длилась около семи минут, и, видимо, стороны достигли некоего компромисса, поскольку попрощались хоть и не сердечно, но вполне мирно, после чего разбрелись по своим машинам и отчалили.
— Следим дальше?
— Давайте, — кивнула Женя, хоть и была почти уверена, что Мовсесян вернется на Гоголевский бульвар и либо подождет тетушку в машине, либо хоть и с опозданием, но попрется-таки на совещание.
Тренер на совещание поперся. Щедро расплатившись с таксистом и получив в нагрузку к снимкам клочок бумаги с его домашним телефоном (на случай если еще понадобится кого-нибудь отследить), она проводила тренера до самой двери конференц-зала, в котором заседали оргкомитетчики, но естественно, тут уж ничего ни увидеть, ни услышать было невозможно.
Нужно, чтобы Воскобойников обязательно рассказал в подробностях, чем закончилось совещание, а еще лучше было бы, конечно, добыть что-то вроде стенограммы.
От Гончаровой Гордеев заехал в «Глорию», и Коля Щербак — хмурый, как всегда, когда с его клиентами случалось что-то нехорошее (а несчастного, невезучего Керубино в «Глории» теперь считали своим клиентом), рассказал, что удалось выяснить.
«Прессовал» Гордеева, как оказалось, человек из «военной» фирмы. То есть к армии она сейчас как будто никакого отношения не имела, просто в ней работали сплошь офицеры в отставке, все званием не ниже майора и все раньше служившие в различных секретных подразделениях и лабораториях ВПК. Щербак, сам бывший офицер, прошедший Афганистан и побывавший в Чечне уже в качестве сотрудника МВД, все еще сохранял неплохие связи в армейской среде и каким-то образом сумел это узнать. Возможно, с помощью компьютерного гения «Глории» — Макса.