Одержимость
Шрифт:
Помню, что мне тогда показалось странным, что Джоэл принял ЛСД перед тем, как идти к нам на обед. Оказывается, он пролежал на полу почти двадцать четыре часа, пока Тоньо экспериментировал над его безвольным телом. Мне стало больно за Джоэла.
Тоньо, по всей видимости, отчаялся, когда его повезли в Бельвью. Это было хуже, чем хижина «брухи», хуже, чем Ла-Эсмиральда. Все это получилось из-за того, что он скрывал свою личность.
Попав ко мне домой, он первым делом выбрался из окна по ветвям винограда, чтобы отомстить мистеру Пересу. Потом он спокойно
Наконец ему захотелось не только видеть все это, но и участвовать, поэтому на дне рождения Джоэла он захватил над ним контроль. Когда Шерри ушла, в нем проснулся застарелый гнев. Злость, которую он испытывал к оставившей его у старухи матери, он перенес на ушедшую от него Шерри.
— Я положил тебе в кофе снотворное, — сказал он, — а затем пошел на квартиру Шерри. В полночь их привратник ушел, и я нажал на кнопку звонка. Конечно же, кто-то меня впустил — это действует почти наверняка. Дверь в квартиру Шерри оказалась незапертой. Я вошел, а когда она обернулась и увидела меня, я схватил ее.
— Тут есть один маленький секрет, — рассказывал он. — Я беру их за волосы и тяну вниз. С ней же было так: я посадил ее на стул, а сам встал сзади. Понятно, что кровь при этом на меня не попадет. Через пять минут все было кончено. Потом можно было делать все, что угодно.
Я поняла, что он имел в виду обезглавливание. Он даже гордился мастерством, с которым все это проделывал:
— Когда я жил у «брухи», я убивал свиней и кур.
— А с ножом было так, — говорил он с гордостью. — Я знал, что полиция будет искать его, поэтому, перед тем как идти домой, я закапывал его в парке и отмечал это место, чтобы снова за ним вернуться.
У меня все это не умещалось в голове. Джоэл, разгуливающий как лунатик по городу и не подозревающий, что именно его руки резали, рубили и вешали эту ужасную вещь на подставку для цветов. Затем прогулка к Центральному Парку, чтобы избавиться от ножа и заметить место… Потом, наверное, ему надо было вымыть руки.
— Она была нехорошей, — продолжал Тоньо. — Она думала только о мужчинах. Все эти ее вечеринки…
Он бросил взгляд на Кэрри.
— Я с ней ничего не сделал. Даже в ту ночь… Я никогда и ни с одной ничего не сделал.
Он строил некую систему самооправдания, которая отрицала любые половые отношения, но оправдывала убийство. При этом, в присутствии Кэрри, он старался избегать излишних подробностей.
— Те остальные в парке, они тоже все время думали о мужчинах. Иначе, как бы я уговорил их пойти со мной в парк? — сказал он.
Причиной всего этого была его мать, которая меняла мужчин одного за другим. Ведь это только для меня она казалась испуганной и пожилой. Для него же она была единственной близкой ему женщиной, самой красивой, любимой и ненавистной одновременно. Ее похоть казалась ему отвратительной. Он до сих пор наказывал ее предательство.
Когда
— Он уснул или еще что-то — сказал Питер. — Надо взять у него нож!
Стряхнув с себя оцепенение, я потянулась, к ножу… Но тут рука дернулась. Он вздрогнул, как будто по телу прошел электрический ток, и в руке вновь блеснуло длинное тонкое лезвие.
Наш шанс был упущен. Где бы Тоньо ни был в этот момент, он вернулся.
Он стоял передо мной, тяжело дыша, как-будто только что пробежал изрядную дистанцию. На лбу у него выступил пот. Глаза пылали гневом. Впервые за сегодняшний день он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Эта скотина… — сказал он. — Почему он суется в это дело?
Может, Дон Педро решил провести еще один сеанс? Или миссис Перес где-то раздобыла денег, чтобы заплатить ему? Он, наверное, вызвал Тоньо так же, как и в прошлый раз, когда разбилась статуэтка Сан-Маркоса.
— У этого нет никаких причин, — сказал Тоньо. — Я даже не знаю его. Какой-то худой старик в голубом тюрбане.
— Доктор Сингх! — воскликнула я. Мне стоило быть осторожнее, но этот тюрбан вывел меня из равновесия. Эта реплика сместила на меня весь гнев Тоньо.
— Ты слишком хитра, леди. Ты купила себе «брухо»!
От напряжения и гнева нож в его руке задрожал. Я яростно запротестовала.
— Я никого не покупала, а доктор Сингх не «брухо», а преподаватель ботаники.
Это удивило его. Нож в его руке перестал дрожать.
— Я встретилась с ним только вчера. Он приехал читать лекции о тропических растениях.
Я вновь вспомнила видавшую виды комнату отеля, запах жаркого и шум Бродвея за окнами, как доктор Сингх насмехался над ящерицами и собачьими зубами Дона Педро. Я вспомнила, как мне тогда показалось, что он сам занимается «брухерией».
Как можно быстрее я попыталась избавиться от этих мыслей, чтобы Тоньо не заподозрил меня во лжи. Но тут он вновь начал терять контроль над телом. Я лихорадочно размышляла. Я представила, как отберу у него нож, как в дом ворвется полиция… Но тут он снова пришел в себя.
— Он хорош, — сказал Тоньо. — Очень хорош. Но я лучше.
Все же эта борьба не прошла для него бесследно. Он с удивлением огляделся вокруг: посмотрел на дверь, на окна, на Питера и Кэрри.
— Пора убираться отсюда, — сказал он.
Мы молча смотрели на него.
— Мы на острове, — напомнила я.
— Здесь есть лодки.
Вероятно, он видел множество вытащенных на берег лодок, когда проходил по пляжу, но я сомневалась, что он может добраться туда через окружение.
Я вдруг почувствовала огромное облегчение. Я решила, что если он уйдет, то мы будем свободны. Правда, он заберет с собой Джоэла… Я попыталась убедить его не делать этого.