Одержимость
Шрифт:
Она поднялась в его комнату. Здесь, казалось, было еще холоднее, чем во всем доме. Неужели Мимса выключила радиатор? Алекс положила на него руку и тут же отдернула: о него можно было обжечься. Она посмотрела на медный телескоп, на постеры на стене, потом на картину, почти что ожидая реакции, хоть какого-то шевеления. Но ничего такого не случилось – на нее взирал холодный, надменный взгляд. Она опустилась под картиной на колени, зарылась лицом в ладони. «Я люблю тебя, дорогой. Я надеюсь, там, где ты сейчас, с тобой все хорошо. Я тоскую без тебя. Хотелось бы мне знать, тоскуешь ли ты без меня. Береги себя, дорогой, где
Она вышла из комнаты, тихонько закрыла за собой дверь, остановилась в коридоре, зажмурилась. «Спокойной ночи, дорогой», – сказала она. А когда открыла глаза, они были полны слез. Тогда она села на верхнюю ступеньку и зарыдала.
Потом вспомнила избитое лицо Отто и подумала: каким образом его выбросило из машины? Что могло случиться в момент столкновения? Как реагировал Фабиан? Какие мысли промелькнули в его голове? Что представлял собой водитель другой машины? Как он мог совершить такое? Эти вопросы возникали, словно выписанные яркими зелеными буквами на черной пустоте. Что чувствует Отто, будучи единственным выжившим? Почему так странно себя ведет? От него ее дрожь пробирает. Что он знает? Какой-то секрет про Фабиана? Может быть, все это сфабриковано, какая-то отвратительная шутка? Может быть, они с Фабианом, смеясь и пританцовывая, сейчас появятся в доме, пройдут мимо нее в его комнату и запрут дверь… и что будут делать? Наблюдать за звездами? Заниматься любовью?
Внизу послышался громкий смех, потом аплодисменты и голос, неразборчиво говорящий что-то. Алекс ощущала покой, грусть, и еще ее охватило непреодолимое стремление к доброте. Она подумала о Дэвиде – он сидит сейчас один в своем фермерском доме с собакой и овцами, усталый, одинокий, подавленный. Она пошла в свою комнату и набрала его номер.
– Дэвид? – сказала она, когда он снял трубку.
– Как ты?
Голос его казался довольным. Алекс с грустью отмечала: когда бы она ни позвонила, он отвечал ей довольным голосом, а ей иногда хотелось, чтобы тот звучал рассерженно, чтобы мужа что-то тревожило, отвлекало – что угодно, лишь бы она не чувствовала вины за свои поступки.
– Просто хотела сказать тебе «привет».
– Чем занималась?
– Ездила сегодня в Кембридж – наводила порядок в комнате Фабиана.
– Спасибо, что взяла это на себя. Наверно, тебе было нелегко.
– Ничего. Вот только у меня одна проблема.
– Какая?
– Не могу вытащить его чемодан из машины.
В ответ раздался смех:
– Хочешь, чтобы я приехал и помог?
– Не говори глупостей.
– Я не против… могу приехать сейчас, если только… – Он продолжил более тихим, взыскующим голосом: – У тебя свидание?
– Нет, у меня нет свидания.
– Тогда я приеду сейчас. Приглашаю тебя на обед.
– К чему тебе тащиться в такую даль?
– Буду у тебя через час-полтора. Это лучше, чем разговаривать с овцами.
Алекс повесила трубку, злясь на себя, на собственную слабость. Зачем подавать Дэвиду надежду, допускать дальнейшее нагноение раны? Парок изо рта испугал ее. Несколько секунд она разглядывала облачко, даже подумала, что это дым сигареты. Но она не курила. Она смотрела на облачко, густое, тяжелое – настолько тяжелое, что Алекс чуть ли не видела кристаллики льда, когда
Она встала, вышла в коридор, потом в кухню, но это чувство не оставляло ее. Руки тряслись от холода так сильно, что она уронила на пол пакетик чая. Потом снова услышала стук наверху – на сей раз другой, не похожий на звук бойлера. Широкими, уверенными шагами она прошла из кухни по коридору, через входную дверь на улицу, в оранжевое сияние фонарей.
Дождь прекратился, но ветер оставался сильным. Правда, он потеплел и теперь обволакивал ее, как пуховое одеяло. И она медленно пошла по улице, кутаясь в него.
Сначала долетели гудок и урчание двигателя, а потом неожиданно – запах свиного хлева, такой странный и чуждый в центре Челси. Оглянувшись, Алекс увидела заляпанный грязью «лендровер». Дэвид высунул голову в открытое окно:
– Алекс!
– Как ты быстро! – Она удивилась. – Я думала, приедешь только в девятом часу.
– Сейчас половина девятого.
– Половина девятого?
Нахмурившись, Алекс взглянула на часы. Нет, невозможно. Ведь она говорила с ним всего пару минут назад. Ее пробрал озноб. Что происходит?
– Что ты делаешь на улице без пальто?
– Вышла подышать свежим воздухом.
– Садись.
– Тут есть место припарковаться… поставь машину, ближе к дому все равно ничего не найдешь.
Он кивнул:
– Да, вечер субботы, я уже начал забывать.
Она смотрела, как он задом сдал машину на свободное место, потом вышел.
– Ты не собираешься ее запирать?
– Я разучился запирать машину.
Он поцеловал ее, и они двинулись по дороге к дому.
Сколько же времени она бродила тут вокруг? Ну не полтора же часа. Этого просто не может быть.
– Смотрю, ты совсем замерзла, – заметил Дэвид.
– Я… мне… стало жарковато в доме… перегрелась. Давай достанем чемодан… вон моя машина.
Она поплелась к дому, сутулясь под тяжестью переживаний. Раздался треск – чемодан ударился о стену.
– Осторожнее, – раздраженно сказала она.
– Извини.
Они поставили чемодан, и Дэвид закрыл дверь. На ковре Алекс заметила сухую лепешку.
– Бога ради, Дэвид, ты натащил в дом грязи! – закричала она, неожиданно разъярившись.
Он сконфуженно покраснел, будто был совершенно посторонним в этом доме, нагнулся, развязал шнурки на ботинках.
– Извини, – робко пробормотал он. – Там у меня сейчас грязновато.
Тут же пожалев о своей вспышке, с виноватым видом Алекс смотрела, как он, согнувшись, снимает ботинки. Потом принялась разглядывать его выцветший свитер с высоким горлом, потрепанный твидовый пиджак с заплатами вкривь и вкось, бесформенные вельветовые брюки. В его бороде виднелись седые пряди, а лицо покраснело от постоянного пребывания под солнцем. При виде этого мужчины в серых шерстяных носках, с выпиравшими здоровенными пальцами трудно было представить, что когда-то он тщательно следил за своим видом, носил только шикарные дизайнерские костюмы, шелковые рубашки, кожаные туфли от «Гуччи», ездил в «феррари», любил зайти с утра в «Трамп», приветствовать Джонни Голда и всех других официантов по имени.