Одержимый сводный брат
Шрифт:
— Ты не достоин её, ничтожество, — выплёвывает он и отступает, словно ему этого хватило, чтобы выпустить пар.
На самом же деле, он просто сдержался. А вот я нет.
— Ты тоже, па. Мы все не заслуживаем её. Но ведь никто из нас не предоставил ей выбора?
Я выхожу из дома, не оборачиваясь и не дожидаясь ответа. Это не та истина, до которой я дошёл за эти два дня. На самом деле я давно знал, что мы просто присвоили её себе, понимая, что лучшего уже с нами ничего не случится. Меня пожирали отрицания, да. Я никак не мог сопоставить, как можно притворяться такой святой. А когда
Ублюдок, я даже не отрицаю. Просто не знаю, как исправить. Да и надо ли? Совесть, понятно, говорит все эти дни — да. Но тут дело в другом, правильнее её отпустить. Просто избавить птичку от нашей семьи. Но пока что я не готов, потому-то и выбегаю на улицу босиком и полуголым, рыская взглядом парковку. Не то чтобы я действительно думал, что она сидит и ждёт, когда я снова докопаюсь до неё, но мне нужно было увидеть своими глазами, как моя птичка наконец вырвалась из клетки.
Глава 22. Лина
Вылетаю из дома, как ошалевшая. В голове хаос, в теле необузданная энергия, меня колотит. От Егора, от его выходок, от его рук на моём теле. Таких властных, собственнических, что током прошибало каждую клеточку кожи. Я даже не помню, когда произошёл тот момент, что решила от них отказаться. Вот так вися вниз головой, в полной тишине, перед отчимом, я думала не о том, как это выглядит и насколько нагло Егор переходит границы, а о том, как ощущается его кожа на моей.
Просто сумасшествие какое-то.
Заныриваю в машину к Владиславу, когда его ещё даже рядом с ней нет. Проходит наверное полминуту, прежде чем он появляется на горизонте. Стремительно подходит к авто и также поспешно садится за руль. Он заводит мотор и смотрит в зеркало заднего вида, ожидая указаний, куда меня отвезти.
“В психушку”, рождается очень разумное в голове. Вслух говорю: “В универ”. Последнее как-то уж очень едко откликается в груди, когда понимаю, что не за горами, когда действительно произнесу эти слова. Только не по мою душу, а когда нужно будет ехать к маме.
Егор…
Господи, почему его так же тяжело ненавидеть, как и любить?
Запрокидываю голову назад и сжимаю пальцами переносицу. Хочу выкинуть его из головы, но ничего не работает. Ни обида, ни злость, ни ненависть. Всего этого слишком много, чтобы справиться с чертовыми эмоциями и остыть. Я даже не успеваю понять, что мы вообще ехали, а водитель уже останавливается на парковке универа. С обреченностью смотрю на главный корпус, а внутри всё сжимается и кровоточит. Егор отнял у меня даже учёбу. На самом деле мне не хватает мужества поднять выше подбородок и войти в аудиторию как ни в чём не бывало. Я не хочу видеть Крис, она наверняка уже всем растрепала, что произошло, и мне вновь предстоит пройти через все эти осуждающие взгляды людей, думающих, что я конченная извращенка, подглядывающая за братом. Всем же без разницы, что он сводный, а зрелище пришло ко мне само. Да и Крис, очень сомневаюсь,
Ненавижу, что со мной всё повторяется.
Хочется зарычать, но последнее что-то переключает во мне. Огненная злость распаляет вены, чем больше думаю, тем сильнее разжигаю настрой, накручивая себя едва ли не до желания войти в аудиторию и выволочить Крис из неё за волосы. Если уж предстоит ходить с клеймом извращенки, то пусть оно будет обоснованно.
Вылетаю из машины на тех же парах, что в неё и залетала. У меня прям всё кипит внутри, как хочу что-нибудь разгромить. Да хотя бы на кого-нибудь накричать, чтобы больше не срываться на тех, на ком нельзя, как случайно сорвалась на отчима. Даже представить боюсь, чем всё…
Я вскрикиваю так громко, что оглушаю сама себя. Внезапно справа тормозит со свистом машина, перекрывая мне проход. Распознать какая, совсем не успеваю. Да я вообще ничего не успеваю. Одно мгновение, и меня хватают за руку, втягивая так быстро внутрь, что осмысленно закричать, чтобы хоть кто-то заметил, не получается. Я уже внутри. На коленях водителя, по инерции свисая головой почти до пассажирского. Но до конца не падаю, руки, мучающие меня обычно только в фантазиях, уже во второй раз за день держат меня так, будто никогда не планируют отпускать. В синих глазах пляшут бесята, когда Кайманов выдаёт нахальную ухмылку.
— Я привёз тебе джинсы, птичка, а то ты забыла одеться.
— Кайманов, ты сдурел? — на выдохе лепечу онемевшими губами.
У меня сердце от пережитого ужаса заходится, а этот гад улыбается. Глаза горят как никогда не горели, вот только не зверской дикостью как обычно, а настоящим весельем.
Он смотрит на меня сверху вниз, чуть нависая и намеренно оставляя в этом положении. Ещё немного, и меж лопаток вопьётся рычаг коробки передач. Если Егор отпустит меня. У самой духу не хватает подняться. Для этого нужно схватиться за него, руль не надёжно — крутится, передняя панель — скользкая, а вот серая футболка Кайманова вполне могла бы подойти, если бы я действительно могла к нему сейчас прикасаться.
«Опасно» вопят во мне все инстинкты. Контакт с ним что-то во мне переключает. Не то что дать отпор, имени своего вспомнить не смогу. У меня и так проблемы с его глазами, которые топят какую-то печку безумия во мне. А тут тело к телу, и так хватает того, что моя задница сидит прямо на его коленях. В последний раз, когда мы так тесно соприкасались, закончился тем, что его губы оказались поверх моих, потом его поцелуи спустились на шею, ключицу, живот. И ниже, и ниже…
— Егор! — воплю прямо на всю машину.
Сама зажмуриваюсь. Плохо. Дышать нечем. Начинается гипервентиляция лёгких. Совсем не думаю, что требую, вся сосредоточенность уходит на ровный голос.
— Подними меня, — говорю на выдохе и открываю глаза, думая, что немного готова с ним встретиться взглядом. Вот только не с таким. Потому что Егор в отличие меня, понимает больше.
Одно слово:
— Смело.
А я даже удивиться не успеваю, к чему это, как понимаю всё прекрасно сама. Пара движений, и Егор садит меня на себя. Прямо лицом к лицу. Глаза к глазам. Губами…