Одержимый сводный брат
Шрифт:
— Появились непредвиденные обстоятельства, — вскользь оправдываюсь я, осторожно подбирая слова. Что-то мне не нравится в этой ситуации, хотя если посудить с точки зрения, что Леся действительно с самого начала просто хотела отцовских денег, то это вполне может объяснить её тревогу и недоверие. И всё же: — Ты очень рискуешь, находясь здесь.
Про то, как она вообще узнала, куда надо ехать, пока не берусь разбираться. Главное её справадить, пока она не прознала, как и что здесь устроено. Последнее, что мне сейчас нужно, чтобы Лина вообще знала, что я знаком с новой невестой отца. Про наш с ней уговор — тем более.
— Поверь,
Но и это так себе на неё действует. Леся как будто заранее знает, что это мухлёж. Хитрая, самодовольная улыбка на её красных губ становится лишь более наглой. Она ведёт кончиком ногтя по столешнице, медленно приближаясь к моей руке. При том цепкого, пытающегося всё разведать в моей голове ни на секунду не отводит от моих глаз.
— Что-то изменилось, Кай, — произносит приторно вкрадчиво, — не так ли?
Я же в свою очередь нагибаюсь к ней почти вплотную, резко перехватывая её руку за запястье, останавливая её и пригвождая к поверхности ресепшена. Даже если я растерялся на некоторое время, не говорит о том, что она может указывать мне правила нашей игры.
— Уходи, Леся, — прямо в глаза кидаю крайне спокойно угрозу. Если она хоть на секунду прощупает, что у меня появились слабые места, тут же обратит это всё против меня. — И впредь не суй свой нос, куда не надо. Я как помог тебе охомутать отца, так и с лёгкостью могу сделать так, что вашей свадьбы никогда не будет. Усекла?
Очевидно, нет, потому что по-прежнему улыбается, совсем не теряясь. Более того, наклоняется сама ко мне, сокращая расстояние ещё больше, будто собирается поведать секрет.
— Я бы на твоём месте, была более милой, Егор, — советует она, хотя больше звучит как маленькая угроза. — Ведь и я могу провернуть всё против тебя. Нам с тобой лучше дружить. И впредь, соизволь оповещать меня об изменениях, чтобы хоть один из нас не прокололся.
А затем также резко отстраняется, продолжая смело и с вызовом глядеть мне в глаза. Даже не пискнет, хотя на её запястье и остаётся след, когда разжимаю руку, после чего наблюдая, как она начинает медленно идти спиной к выходу. А потом она делает это — смотрит куда-то вверх и улыбается ещё шире, заставляя меня заинтересоваться чему.
Камера, сука. Вот же…
Едва давлю гнев, понимая, что сам оплошал по самое не хочу. Наблюдая, как Леся уходит, у меня в голове крутится одно единственное понимание. Кажется, я всерьёз заигрался.
Глава 25. Егор
«Абсурдно», «Невозможно», «Такого просто не могла допустить наша клиника».
Чертовы заученные слова, а у меня от них уже мозг выносит и перед глазами всё багровеет. Ярость выходит из под контроля, что приходится поколотить собственную машину.
Этот Скотский — или как его там — Борис Ильич повторял слова по тысячу раз как гребанный робот, задачей которого является отмазать клинику всеми возможными способами.
Сам не понимаю, на что рассчитывал, когда шёл к нему повторно требовать поднять события того дня. Просто сейчас открылись новые факты, но то, что кто-то смог пройти к матери, не
Рычу и вновь пинаю по крылу машины. Это какое-то болото, честное слово. Не разобраться, не подойти ни с какой стороны и никак не получить доступ к закрытой информации. Только суд, на который конечно у меня нет полномочий, так как договор заключал чертов отец, которому глубоко пофигу, что на самом деле здесь произошло. За ту запись посещения, что мне отправили год назад, и так пришлось выложить немалую сумму, но на этом всё, что смогли нарыть.
«Это несчастный случай, Егор Эдуардович. Поймите, мы не досматриваем вещи посетителей, кто-то мог пронести наркотики своим родственникам, а они уже поделиться с другими… — неоднозначное пожатие плечами. — Понимаю, это сложно — отпустить близкого человека… — деликатно продолжил директор, но я уже его не слышал».
Пока не замкнуло, послал его куда подальше с его «смирением» и к чертям покинул этот дурдом. Всё, что требовалось, сделал, а растрачивать впустую время больше смысла не видел. В данном случае, деньги тут не работают. Никто не захочет менять свободу на бабки. Тем более тот, у кого их и так дохренище.
С*ка!
Распахиваю дверь и прыгаю в тачку. Секунды не проходит, а я уже завожу двигатель и ухожу в топку. Глаза по-прежнему застланы гневом, а в мозгу всё взрывается, как хочется что-то разгромить. Хоть сейчас отправился бы на ринг, но и с этим труба. Пока не решим, что делать с Удавом, никаких боёв. Эта п*дла может как нечего делать подставить, а нам потом разгребать. Или того хуже — сидеть.
Но в таком состоянии ехать в универ нельзя. Убью кого-нибудь точно, для этого достаточно одного взгляда в сторону Лины и всё — аут.
Торможу на обочине и снова тянусь к бардачку. Такими темпами от выносливых лёгких совсем ничего не останется. И так за день уже идёт третья. Первая — пока гнал в универ, зарабатывая через каждые несколько метров по штрафу, вторая — из универа. Этакая плата за выдержку, что сумел сдержать руки да ещё и ни разу не повернуться, пока птичка переодевалась. Горело по самое не хочу, но благо у руля пока ещё стоит мозг. Но и он нет-нет да поддаётся затеи послать к чертям все моральные принципы.
Тру руками лицо, а затем чиркаю зажигалкой и делаю одну медленную затяжку. Минуты две сижу в полной тишине, раскладывая в голове всё по полкам. И что удивительно, это работает, даже прихожу к мысли, что в конце концов я не животное, чтоб не мог держать себя в руках, а внутри в противовес всё рычит, как задолбало выносить себе мозг.
Какого черта я вообще жду? Серьезно, я ждал два года, пока Лина станет совершеннолетней. А потом и дня не успел насладиться этим охренительным понимаем, что птичка моя, как всё полетело к чертям.
А что сейчас? Какого лешего вообще занимаюсь какой-то откровенной фигнёй, когда могу хотя бы попробовать поговорить с ней?
Вот же, мудак…
Отраву в окно, завожу мотор и давлю газ почти до предела. До универа долетаю за двадцать минут. Оставляю машину и прямиком к учебный корпус, терпение к чертям совсем нет. Заберу Лину прямо с пары, с коридора, столовой — да хоть откуда. Одна только мысль вновь закинуть её на плечо и касаться её кожи, пока несу до машины, воодушевляет так, что фейерверке перед глазами взрываются. Да так, что даже на сразу понимаю, мимо чего проношусь.