Одержимый сводный брат
Шрифт:
— А, это? — парень усмехается. И снова так легкомысленно, будто всё происходящее — сплошной пустяк. — Понравилось представление твоему брату? Я просил, чтобы с ним вообще не церемонились.
Представление? Я запутываюсь окончательно.
— То есть, никаких показаний мне давать не надо?
— Ну почему? Надо. Только не сегодня. Как я уже тебе говорил, то, что он избил меня, срока ему никакого не обеспечит. Сначала мы добудем на него компромат, а уже для суда моё дело пойдёт, как доказательство, что этот человек опасен для общество. Не переживай, мой отец всё продумал до мелочей.
Именно это
— Ну, что? Едем? — вновь предлагает Дима, и я, наконец, соглашаюсь, никак не понимая, почему внутренне ощущаю себя невероятно мерзкой, если всё происходит так, как было задумано.
Пока едем всячески пытаюсь себя убедить, что таков был именно мой план. Это я хотела наказать Егора. Я же должна радоваться, так? Почему тогда ощущаю себя так, будто только что утопила собственноручно не меньше сотни котят? А ответ не заставляет себя долго ждать.
Это всё поцелуй.
Это он нарушил все планы. Какая же я мягкотелая, стоило Егору проявить ко мне что-то иное, кроме издевательств, как я тут же забыла, что он делал последний год. Мама, Крис, Рита, моё затворничество… Вот так просто я простила ему всё, ещё и частично сама набросилась на него, подтверждая, что со мной можно обращаться хоть как, главное в постель затаскивать раз в год, и я снова готовая кукла для битья. Ведь именно там бы мы и оказались, не помешай нам приезд сотрудников.
Дура…
Дима не видит моих стенаний. Слава богу, он воспринимает мой отстранённый вид, как шок, всячески подбадривая всю дорогу. Я же всё это время собираю по-максимуму силы взять вновь под контроль опьянённый страстными поцелуями разум. Осталось немного, совсем немного продержаться, и я буду свободна. А там… с глаз долой из сердца вон, как говорится.
С этого момента я наконец сама решаю за себя. И пусть мне по-прежнему чересчур тошно от происходящего, где-то на задворках разума я очень хорошо понимаю, что иного выхода всё равно бы у меня не было. Из семьи Каймановых женщины не уходят по своему желанию и в здравом рассудке, так что мне, можно сказать, невероятно повезло, что я встретила Диму.
Глава 30. Егор
"Я восемь жизней своих отпустил ко дну
Но на тебя оставил еще одну
Чтобы найти наш потерянный Голливуд
Как же тебя не хватает тут"
— А где же Максим? — раздаётся справа, и я лениво перекатываю голову, выпуская в сторону Серёги приторно сладкий кальянный дым.
От сигарет уже тошно, а травится переставать сегодня я точно не планирую. К тому же сорокоградусную отраву тоже надо чем-то разбавлять, чтобы не лить её в себя бесконечно.
— Чего? — хмурюсь или морщусь, или просто пытаюсь поймать образ расплывающегося друга.
Рим тоже его не понимает, хотя и явно трезвее меня.
— Ну как же, — Серёга плюхается на соседний диван нашего кабинета и во все тридцать
Нет, я его всё равно не понимаю, а вот Римчук, похоже, да, потому что бугай прыскает со смеху. И хоть я не трезв, я — не идиот, и явно понимаю, что это подстёб. А когда неожиданно начинает играть какая-то слащавая херня из телефона Серёги, а Римчук поддакивает, что это точно про меня и завывает своим сиплым, прокуренным басом “Знаешь, ли ты…” я запускаю в него первую попавшуюся под руку мелочь.
— Пошёл ты, — шлю друга средним пальцем, потом кошу взгляд на Серёгу. — Заметьте, не я знаю эти сопливые песни.
Оба гогочут во весь голос, поэтому шлю я эту несостоявшуюся группу поддержки уже нецензурными словами и вновь утыкаюсь взглядом в потолок, поднося к губам бутылку вискаря.
— Вот так вот, — стихшим смехом подначивает Серый, — сначала сами звоните и говорите, чтобы я бросал всё и летел сюда, а теперь обратно отсылаете?
— У Кая просто, наконец, треснул камень вокруг его ледяного сердца, — продолжает стебаться Римчук. — Лина всего лишь показала свои коготки, а этот уже страдашки устроил.
Я прыскаю:
— Страдашки? — скептически гляжу на него. — Откуда вообще в твоей бритой голове имеются такие словечки? И к сведению, — добавляю, пока никто не додумался до ещё чего более на их взгляд остроумного, — я сюда никого не звал, как и не держу. Можете проваливать на все четыре стороны.
— А ты тем временем продолжишь опустошать запасы нашего бара? — тут же подхватывает Рим. — Ну, нет, один ты здесь надолго. Втроём же управимся за неделю.
И хоть наш столичный друг обычно не пьёт, так же подхватывает инициативу, подталкивая пустой стакан в сторону Римчука. Последнее никак не комментирую, к тому же, я бы всё-таки предпочёл, чтобы они свалили. И, да, я продолжил бы надираться в одиночестве. Нахрен не сдались их комментарии. Вообще о Лине говорить не хочу. Как и думать пока. Хватит, на это и так ушло часов тридцать, что искали её с отцом по всему городу. Телефон выключен, что, конечно же, удивительно, не он же валяется на столе в столовой, где она его забыла. Просмотреть его не удалось, был запаролен, а потом и вовсе стал заблокирован.
Ну хоть это дало нам понять, что она жива, а просто не хочет иметь ничего общего с нашей семьёй.
Батя…
Ух, похоже, ему это осознание далось ещё сложнее, чем мне. Часа два пытался выудить из меня, что между нами творится, пока я, наконец, не принял решение свалить из дома. И сразу сюда — последние дни клуб всё равно не работает. Пока не решим, что делать с Удавом, никаких посетителей. Собственно, Ковальчук именно поэтому прилетел из столицы. Это общее детище, и если уж решили выкинуть с поля одного игрока, делать это нужно тоже вместе. По крайней мере, хотя бы обговорить сумму, которую готовы отстегнуть Удаву. Когда из дела выходил Рогозин мы выкупили у него только сам клуб, так как он принадлежал когда-то его родителям. Собственно, что он внёс, то и забрал по итогу. Но Удав это не Яр, который просто хотел отделаться от этого злосчастного места, в котором винил все беды его семьи. С ним определённо этот номер не пройдёт.