Одержимый сводный брат
Шрифт:
— Ласточка, вообще-то, — предпринимаю жалкую попытку обесценить тот необъяснимый порыв оставить Егора в своём сердце.
Но всё тщетно, ещё не так давно управляемый, так же как и я, лишь одной безудержной страстью, Егор невероятно притихший. Взгляд то и дело перескакивает с моих глаз на участок моего тела под левой грудью, ближе к боку, где так и остаются его пальцы, придерживающие мокрую ткань футболки. И где только что были его горячие, жадные губы. Только от одного воспоминания низ живота простреливает такой спазм, что даже
Однако слишком быстро оно сменяется неловкостью, складывается ощущение, будто я на уроке анатомии, где исследуют необычный феномен.
— Это всего лишь татушка, — ещё одна попытка отвести от неё внимание.
А ещё лучше прикрыть, но стоит пошевелиться, как в меня впивается серьёзный взгляд, ясно говорящий мне «это не просто татушка».
От страсти не остаётся ни единого следа. Нет, тело то по-прежнему всё изнывает и наэлектризованно так, будто может заискрить от любого прикосновения. Но вот в голове…
И не у меня одной, никогда бы не подумала, что для Егора это будет так «сильно». Хотя… наивно, если только представить, что вызывает во мне птица на его спине. И он думает о том же самом, потому внезапно становится чуть дальше, отпуская края футболки и сжимая уже пальцами мой бок.
— Нам надо притормозить с оборотом событий, — выдаёт Егор слишком обреченно, потому что, знаю, что готовится к сложному — к объяснениям.
К которым я совсем не готова.
— Нет, — качаю упёрто головой, перехватывая его вторую руку. — Просто обними снова меня, — прошу на грани какого-то отчаяния.
А саму аж озноб прошибает, как хочу вновь чувствовать его тело. То, что творит с нашими телами холодная вода. Насколько накаляет ощущение. Как по-особенному в ней чувствуются прикосновения. Я просто схожу с ума, как болит каждая клеточка моей кожи от тоски по его объятиям.
И Егор это делает вне зависимости, что считает неправильным сейчас. Сжимает так, как именно мне это требуется. Снова с невиданной силой, только одними объятиями проявляя, как нужна ему была всё это время.
Сама же сразу обнимаю его руками за шею, приникая как можно ближе, обволакиваю ногами его бёдра и утыкаюсь лицом в ложбинку у шеи и запах его глубоко вдыхаю.
— Не нужно больше ничего объяснять, — шепчу в его плечо, стирая губами с кожи маленькие капли воды, а потом скольжу к его подбородку, продолжая тихо. — Я просто хочу вернуть то, что мы потеряли. — И в губы: — Сейчас.
Егор глубоко втягивает воздух носом:
— Лина… Ты не представляешь…
Нет, но чувствую всё, что для него это значит, когда он впивается поцелуем в мой рот.
— Птичка моя, — шепчет, а я слова его глотаю вместе с горячим дыханием. — Только моя птичка.
Только его. Навсегда. Не просто под сердцем. В самом сердце.
Егор
Охренеть, бл*дь, как хорошо, оказывается,
Мать, вашу, не могу поверить, что это реальность. Клинет совсем не по-детски, все мысли лишь о том, чтоб стянуть с неё шорты. А то и вовсе просто их разорвать. Без прелюдий, без предупреждений, готов взять её прямо здесь. В чёртовом коридоре. Да что там, я готов был ещё в бассейне.
Если бы не эта птичка на костяшке рёбер…
Выбило из колеи, оглушило, будто разом свалились на меня небеса. Охренел — это даже мягко сказано. Да, я знал, что весь этот год Лина не отпускала надежды вернуть меня настоящего. Того, с кем она была в ту ночь. Но то, что решила навсегда оставить меня «на себе»?
Бл*дь, Лина просто обязана узнать правду о птице на моей спине. Уверен, она и близко не представляет, что она значит. В её глазах я был чистейшим воплощением предательства и боли. ЛинЛиПоэтому было ли это ответом, вызовом или чем-то ещё, чёрт, я должен был это узнать, прежде чем перешли черту.
Вот только сама птичка… клянусь, если она снова сама попросит меня, я не то что до комнаты не дотерплю, спущу, как малолетка, прямо в штаны.
Я же собираюсь всё сделать правильно, не хочу показать ей, что только о сексе и грезил. Хотя… смешно, потому что к этому всё и идёт. Но, эй, я ж не железный. Год на неё слюни пускал, едва удерживаясь от глупости, а тут Лина в моих руках. Вся изгибается и дрожит, буквально кайф ловит, губ не отпускает и всё время пробует юркнуть смелыми ручками к резинке штанов. А я полоумный то и дело их перехватываю и за её завожу.
Нифига, первым, кто сегодня запустит руку кому-то в трусики, буду только я.
Оттягиваю, как могу. Тащу птичку в душ. Якобы из благих целей: футболка Лины промокшая и холодная, хочу согреть её. Но на самом же деле себя окатить холодной водой. Потому что чертова мокрая ткань совсем не оставляет места для фантазий.
И это…
Мать вашу! Просто, мать вашу, как усугубляет всё положение.
Толкаю её спиной к кафельной плитке, а сам на секунду сдаю назад. На пару мгновений взять паузу…
И нихрена, магнитом обратно притягивает, секунда, как её сладкий рот перестал терзать, а набрасываюсь обратно так, будто вечность не целовал.
Лина это не просто болезнь. Чистейшая эйфория.
Впечатываюсь всем телом и, уже нихрена не соображая, пульсирующим членом тереться начинаю, и тут у Лины срывается стон.
Вух…
Рывком дёргаю кран вверх и тут же голову закидываю, чтобы со всей дури льдом окатило. За мгновение кипящий мозг точно молнией прошивает. Ртом воздух глотаю, позволяя воде по максимуму голову отрезвить.