Одержимый сводный брат
Шрифт:
— Убил бы, даже не сомневаюсь, — говорит серьёзно, — вот только ты будешь далеко от меня, за решёткой.
Она ждёт удивления от меня, вот только я точно окаменел. И дело не в том, что не могу больше чувствовать эмоции, я их к чертям отключаю, чтобы не натворить такого, что она даже не представить себе не может. Мне похрену, какие она ещё будет провокации кидать, она хочет, чтобы я продолжал играть в её игры, получая от меня реакцию — но нихера. Даже грамма этой суки не дам.
— Где Лина?
Ей не нравится тон моего голоса. Да и вопрос, она хочет, чтобы
— Пока что здесь, но это не надолго. Хотя это тоже зависит от тебя и насколько хорошо ты будешь выполнять то, что от тебя требуется.
Играет, знаю это. Но у меня духу не хватает узнать, на что эти двое способны. И так зашли уже далеко, а значит точно знают, что это сойдёт им с рук.
— А если нет? Ты ведь не думаешь, что вы оба бессмертные? Да и не думаю, что вас отмажет папочка, если вы что-то Лине сделаете.
Но моя уловка не срабатывает, никакого сомнения в глазах, когда она поднимает со стола телефон и держит его в воздухе.
— Хочешь проверить?
Нет. Нет, бл*ть. И как бы мне ни хотелось не идти на поводу этой стервы, у меня нет никакой уверенности, что Рим успел добраться до Лины раньше ублюдка. Ублюдка, которого Лина знает, а значит и не подумает, что он может ей что-то сделать.
Взреветь готов. Эта херня сильнее меня, колбасит так, что в костях отдаётся.
— Говори, — цежу сквозь зубы, упирая кулак в стол, вдавливая его, представляя, что под ним голова кого-то из них.
И наконец Олеся улыбается. Если бы ей не надо было передо мной держать лицо, уверен, что прям хлопнула бы в ладоши.
— Ты должен сдаться, Егор, как есть. С поличной. Клуб, драки, все то, что ты натворил, — начинает с воодушевлением, а потом поднимается на ноги и выходит из за стола, медленно шагая в сторону диванчика с правой стороны. — Ты должен ответить за всё, что сделал. Слишком многое сошло тебе с рук, а таким, как ты, самое место за решёткой. И уж поверь, парой годиков ты не отделаешься.
Мля, усмехнулся бы, если бы мог.
— Отец прокурор, конечно же, об этом позаботиться.
И вот тут она наконец не выдерживает и хлопает в ладоши, понимая, что какой бы там ни был план, он начал двигаться с мёртвой точки.
— Бинго! — она садится на диван и закидывает ногу на ногу. — Ну вот видишь, не такой уж и глупый. Наконец, начинаешь, да, соображать, что к чему идёт?
Лучше бы не соображал. Потому что я реально начинаю понимать, что это было продумано слишком тщательно.
Я выпрямляюсь и поворачиваюсь телом к ней.
— Не слишком ли много усилий, чтобы отомстить за одну разбитую рожу?
Мне кажется, что всё наконец-то сложилось в одну картинку, теперь вообще сомнений нет, почему и когда всё было сделано. Вот только богом клянусь, есть что-то ещё. То, что никак не понимаю.
Потому что даже Олесе не нравится, что я не могу по-прежнему найти всех переменных.
— Знаешь, в чём твоя проблема, Кайманов? Ты одержим. Одержим до такой степени, что не видишь ничего вокруг себя. Ничего и никого, — вот, когда в её голос проскакивают эмоции. Личное, давнее, что сидит в
Я тихо рычу, ничего не могу с собой поделать. Лина неприкосновенна, особенно в таком ключе. Не этой стерве говорить о ней такой.
— Дай угадаю, — говорю на небрежную манеру, прекрасно убедившись, что именно она и выводит её из себя. Особенно, когда я небрежен с ней, что тоже резко становится оправдано. Вот, в чем она заключается: — Мы переспали?
Она зло и сухо смеётся. Неестественно, стискивая пальцы в кулаки.
— Переспали? — шипит, подаваясь вперёд со взглядом чистейшей ненависти. — Я забеременела от тебя! Забеременела! А когда сказала тебе об этом, ты тупо посмеялся надо мной, сказав, что такого быть не может, потому что ты не помнишь меня, а даже если было, то всегда используешь защиту и раскрутить на деньги у меня тебя не получится!
Какого…
Я живо начинаю отматывать время назад, слишком интенсивно роясь в памяти. Мозг буквально вскрываю, пытаясь чёрные дыры вывернуть в картинки.
Три года назад. Свадьба. Мать в клинике…
Чертова вина за то, что испытал облегчение и мне не пришлось делать выбор. Я пил тогда почти не просыхая. Меня тренер даже с ринга снял, потому что не мог контролировать ярость. Я натворил тогда дел похлеще, чем одна мимолётная ночь. Куда похлеще, что до сих пор аукается мне в лице бывшего друга.
«Ты уничтожил её».
Я прикрываю глаза ладонью, долбанный калейдоскоп картинок несётся всё дальше. Это я, это всё я. Из-за меня умерла мама…
— В каком я был состоянии, когда ты ко мне подходила?
Я всё ещё пытаюсь отыскать тот самый момент, просто потому что быть не может, чтобы я упустил такую информацию. Как бы к ней ни относился…
— Какое это имеет значение? — непонимающе спрашивает она, будто я её оскорбляю.
Я её оскорбляю. Всё, бл*ть, финал.
— Большое, твою мать! — ору во весь голос, впиваясь в неё бешеным взглядом. — Ты дура? Подходишь говорить такие вещи и даже не можешь убедиться, что человек адекватен и слышит тебя?
Её защита пробита. Не знаю, какими силами она удерживала то, что вырывается из неё сейчас, ей богу, вполне может спалить меня нахрен к чертям.
— А что бы это поменяло! Ты был бы менее жесток? Или, может быть, не посмеялся бы надо мной? Ну, ты бы что?.. Признал этого ребёнка?
Я даже врать не собираюсь.
— Нет, но…
А она только этого и ждёт. Ещё большой ненависти.
— То-то и оно! Этого ничего бы не изменило! Разве что, денег бы на аборт подбросил!
Это, мать вашу, уже какой-то треш. Зажмуриваюсь и тяну со всей силы за волосы, а потом распахиваю глаза и в отчаянии развожу руками.