Одержимый
Шрифт:
– Я не могу жить там, – со злостью бросила мать. – Я не в силах выносить убогий дом этой Милли и окружающую ее компанию глупых женщин! И на дух не переношу это старомодное существо, которое она называет своей компаньонкой, – я не появлюсь в обществе этой девицы!
– Джейн всегда была серьезной поддержкой для Милли, – с вызовом заявила Анаис, оскорбленная тем, что мать позволяет себе порочить достоинства компаньонки тети. Анаис всегда считала Джейн своей хорошей подругой, и то, как мать пыталась запятнать честное имя добродетельной девушки, заставляло ее дрожать от ярости. Расчетливая мамаша и понятия не имела о том, что такое искренняя, настоящая
– Нет, Милли поддерживает это… это ничтожество на протяжении многих лет! Эта нахалка отнимает у Милли все – то, что должно принадлежать вам, девочки! Это могло бы пополнить ваше приданое, – сказала мать, стрельнув в дочерей грозным взглядом. – Все эти деньги, которые прячет Милли, могли быть вашими, если бы не эта коварная девчонка! И теперь мне придется терпеть присутствие неуклюжей Милли, сносить ее мерзкий домишко, бедную обстановку и крохоборство! Даже представить страшно, как я смогу показаться в свете… Что подумают мои друзья? О, ну почему муж Эбигейл решил улизнуть в Средиземноморье? Никто не считается с моими пожеланиями и моими потребностями!
– Не хочу больше слышать ни слова, – возмущенно бросила Анаис. – У Эбигейл медовый месяц. Так порадуйся за нее! Ей удалось заманить в свои сети богатого лорда. Разве не эту цель ты всегда преследовала?
– Я намечала такую цель для каждой из вас, но именно тебе не суждено добиться ничего подобного.
Анаис почувствовала знакомую боль от укола матери, но на этот раз колкость обидела ее меньше, чем это было бы еще год назад.
– Сообщи мне, как только папа проснется. Я навещу его, когда ты удосужишься освободить комнату. Полагаю, это случится очень скоро, ведь сострадание и привязанность по отношению к собственной семье никогда не значились в списке твоих приоритетов. Мы никогда не были для тебя важнее нового бального платья или приглашения на престижный званый вечер, не так ли?
– Неблагодарное, избалованное дитя! Мне стоило бросить тебя на улице на произвол судьбы!
Мать пригвоздила ее гневным взглядом, и Анаис неожиданно почувствовала, как к горлу снова подступает тошнота. Как же легко было матери отбросить ее от себя! Горькая правда жестоко сжала все внутри.
Анаис невольно спрашивала себя: не потому ли в эти последние месяцы и поселилась в ее душе бесчувственность, что она постепенно превратилась в такую же эгоистку, как ее мать? Переведя взгляд с матери на отца, по-прежнему спавшего в кровати, Анаис представила совсем другую картину. Это Гарретт находился в той постели, а она сама сидела у изголовья, изнывая от тоски по другому мужчине, пока тот, кто любил ее, беспомощно лежал рядом.
Она вдруг почувствовала себя очень утомленной – уставшей от переживаний по поводу того, что причиняет боль мужчине, от которого никогда не видела ничего, кроме доброты и сочувствия. Что ж, пришло время отпустить прошлое. Настал момент для поиска будущего. И в этом будущем, не уставала повторять себе Анаис, уже не будет Линдсея.
Глава 9
Клонящееся к закату солнце скользнуло из-за тяжелого серого облака, отбрасывая тени в гостиной и приглушая печальные воспоминания об утреннем визите к матери. Наступил вечер, шведский стол был уже сервирован к ужину в ожидании гостей, прибывших, чтобы принять участие в рождественских празднествах с лордом и леди Уэзерби.
Сейчас Анаис предпочла бы оказаться где угодно, только не в этой гостиной. Конечно, она могла бы попросить прислать поднос с закусками в ее комнату,
Ничто сейчас не было так далеко от правды, как это. Внутри у Анаис все болезненно сжалось, превратившись в один тугой комок нервов. Бедняжка твердила себе, что может сделать это, что способна держаться бесстрастно, так, словно ее сердце не было жестоко растоптано. Анаис уже удавалось это в те годы, когда она была неприметной дебютанткой. Определенно, можно было воспользоваться прежним умением еще раз.
Глядя вниз, на одолженное изумрудное шелковое платье, надетое на ней, Анаис нервно потеребила кружевную оборку на подоле своей юбки-колокола. Уняв дыхание, она принялась старательно изображать интерес к находившимся в комнате.
Лорд Уэзерби был пьян. Впрочем, в этом не было ничего необычного. Он играл в вист с лордом Уоллингфордом и доктором Миддлтоном, точно так же, как и мистер Пратт, священник церкви Святой Анны.
Взрыв хохота сорвался с губ Уэзерби, и он, одобрительно похлопав Уоллингфорда по плечу, сделал внушительный глоток портвейна.
– Молодец, мой мальчик, – нетрезво похвалил он Уоллингфорда. – Никогда бы не подумал, что ты попридержал этот туз!
– Я – человек-загадка, – сказал Уоллингфорд с лукавой улыбкой. Выглянув из-за плеча Миддлтона, он встретился с Анаис своим порочным взглядом и задорно подмигнул ей.
Анаис хорошо относилась к Уоллингфорду, несмотря на его репутацию развратника и бессердечного кутилы – или как там еще наследника герцога характеризовали многочисленные леди, с которыми он забавлялся, а потом бросал. Их четверка – Линдсей, Гарретт, Анаис и Уоллингфорд – жили поблизости, росли и играли вместе, присутствовали на одних и тех же светских приемах и торжествах. Но дружба Анаис с Уоллингфордом не стала крепче с годами, как это произошло в случае с Линдсеем. Когда Анаис исполнилось четырнадцать, Уоллингфорд стал держаться от нее на расстоянии, не позволяя себе быть ей сокровенным другом, подобно Линдсею и Гарретту. Он всегда был немного в стороне от Анаис и в то же время ни разу не допустил по отношению к ней ничего двусмысленного, ничего распутного. Анаис видела, как Уоллингфорд старательно играл роль развратника, бродя по бальным залам в поисках очередной добычи, и все-таки на самом деле был для нее не кем иным, как человеком, которого она знала с детства, который всегда был частью ее компании.
– Вы выглядите просто великолепно, леди Анаис! – окинув ее оценивающим взглядом своих темно-синих глаз, сказал Уоллингфорд. – Вам очень к лицу отсвет камина.
Анаис покраснела от комплимента и заметила, как глаза Уэзерби неожиданно пробежали поверх широкого плеча Уоллингфорда и остановились на ней, заставив в спешке отвести взор в сторону компании женщин, сидевших за соседним столом и игравших в лото. В пристальном, испытующем взгляде отца Линдсея читалось нечто тревожившее ее. Это было проникновение в самую глубину души, осведомленность. Глаза лорда Уэзерби красноречиво говорили Анаис, что он, возможно, прекрасно знает о ее тайне, о том, что она так отчаянно пыталась скрыть.