Одержимый
Шрифт:
Линдсей услышал, как Анаис с усилием глотнула, а потом явно облизнула пересохшие губы.
– Ты говоришь об опиуме, не так ли?
– Нет. – Он боролся каждой клеточкой своего существа, пытаясь удержаться от искушения прижаться к ее губам. – Ты, ты вызываешь этот жар в моем теле! Когда я говорю о своем неудержимом влечении, я имею в виду тебя. Только ты имеешь надо мной такую власть, Анаис.
Ничего Линдсей не хотел так сильно, как смахнуть налет от прикосновения руки Броутона с ее щеки! Он жаждал стереть следы ладони Броутона своими руками, своим ароматом.
Схватив шерстяное одеяло, которое лежало свернутым рядом с ним, Линдсей бросил
– Избавь же меня от этой муки, – прошептал Линдсей, накрывая губы Анаис своими губами, пробуя ее на вкус, ощущая, как сладость выпитого за ужином вина смешивается с ее собственным пьянящим вкусом. Их языки переплелись, и Линдсей еще крепче прильнул к ней в медленном, одурманивающем, глубоком, жадном поцелуе, который заставил ее застонать и заметаться. Линдсей целовал ее, сжимая в объятиях, но этого вдруг оказалось недостаточно. Он хотел большего.
Откинув подбородок Анаис, Линдсей провел языком вдоль ее шеи, наслаждаясь ароматом кожи. Анаис вздрогнула, и он, ощутив выступившие на ее плоти мурашки, невольно задумался, какая еще частичка этого сочного тела могла столь же чутко отозваться на его ласки.
Еще раз проведя по горлу Анаис кончиком языка, Линдсей распахнул накидку и стянул ткань с плеч возлюбленной. Она снова задрожала, и он почувствовал, как сморщилась кожа на верхушках ее грудей. Даже сейчас он явственно воображал всю сладость ее упругого, сочащегося влагой лона. Несмотря на кромешную тьму, Линдсей мог видеть Анаис, ее тело, беспокойно трепещущее под его ласками…
Обвив пальцами шею любимой, Линдсей притянул ее ближе, впившись губами в ее уста с таким вожделением, что у нее перехватило дыхание. Анаис не вырывалась, не боролась, наоборот, обмякла в его руках, уступая собственным безудержным желаниям.
Обтянутые перчатками руки Анаис нашли лицо Линдсея, пробежали вниз, к его подбородку, и он ощутил нежное касание кончиков тонких пальцев. Прикосновение Анаис воспламенило Линдсея, раздразнило его, и он уже не смог удержаться от того, чтобы схватить ее руку и скользнуть ею по своей груди, потом еще ниже… Когда ее ладонь прижалась к его животу, Линдсей застонал, член болезненно напрягся под брюками.
– Положи на меня свою руку, – приказал Линдсей.
Он медленно снял с кисти Анаис перчатку и зажал ее в своей ладони, а пальцы любимой тут же запорхали над его вздыбленными брюками. Она смело зарылась ногтями ниже, коснувшись члена, уже основательно затвердевшего под шерстяной тканью. Не в силах ждать, пока Анаис справится с застежками, Линдсей рывком распахнул брюки. Не в состоянии терпеть, пока она наберется храбрости и коснется его голой плоти, он сжал набухший ствол в руке и принялся ласкать себя, рассеянно вслушиваясь, как его дыхание учащается и нарастающим эхом отражается в стенах кареты.
Она хотела, чтобы это оказалось внутри ее… Анаис крепче сжала руку вокруг шелковистой твердости, которая теперь скользила в ее ладони вверх и вниз, на всю длину. Лоно, сжимавшееся от томительного желания, неустанно напоминало, каково это: чувствовать объект своих ласк – часть Линдсея – глубоко внутри.
Возможно, это вино заставляло Анаис жаждать подобного, делало ее такой смелой, вызывало неудержимое желание скатиться с твердого
– Опусти лиф и дай мне поласкать твои соски, – прошептал он в темноте.
Но вместо этого Анаис прильнула губами к его шее и потерла головку фаллоса кончиком пальца, размазав выступившую влагу так, что она покрыла твердый ствол и все еще сжимавшие член пальцы Линдсея. Застонав, он прикусил выпуклую плоть, вздымавшуюся над лифом Анаис.
Закрыв глаза, она осознала, что оказалась всецело во власти собственной страсти. И впервые начала играть активную роль в их любовных играх. Возможно, это действительно вино так раскрепостило Анаис, а может, темнота заставила ее осмелеть. Не важно, по какой причине это произошло, Анаис это совершенно не заботило, она знала лишь одно: такой момент нельзя упускать. Конечно, Анаис пыталась, пусть и совсем недолго, сдерживать свое вожделение, но остановиться уже не могла. Ну почему, почему ей не следовало наслаждаться ощущениями, которые он ей дарил?
Отбросив руку Линдсея, Анаис наклонилась и медленно потянулась к мужскому естеству ртом. Шуршание смявшихся юбок из тафты смешалось с хриплым стоном, вырвавшимся из груди Линдсея. Не нужно было света, чтобы понимать, что сейчас происходило.
– О боже, да… – захрипел он так, словно мучился от боли.
Анаис опустилась на колени, устроившись на пледе между бедрами Линдсея. Его рука блуждала по ее спине, обжигала ее через ткань лифа, и Анаис вдруг почувствовала, как любые запреты, ограничивавшие ее, в одно мгновение исчезли.
– Ты действительно так страстно жаждешь этого? – прошептала Анаис и провела нижней губой по вене, пульсирующей на разбухшем члене.
– Да.
– Ты представлял, как я делаю это?
– Да… – сдавленно произнес Линдсей, когда она скользнула языком по всей длине его ствола.
– Так об этом ты думаешь, когда куришь свой опиум?
Линдсей застонал, его пальцы заметались вверх-вниз по ее спине.
– Об этом и еще о многом, гораздо большем, Анаис. Я думал об этом в моменты помрачения рассудка и в здравом уме.
– Тогда попроси об этом. Попроси меня о том, что ты всегда представлял в своих мечтах.
Ответом ей была тишина. Повисшее молчание нарушал лишь скрип вращавшихся колес под ними. Анаис затаила дыхание и поняла, что Линдсей тоже едва дышит.
– Возьми мой член в рот. Позволь мне почувствовать, как сильно ты его хочешь.
Линдсей потянулся к фаллосу и поднес его к губам Анаис, коснувшись мужским естеством ее рта, чтобы дать в полной мере ощутить его вкус.
Все эти годы Линдсей лелеял множество фантазий об Анаис, но это действо стремительно несло его к краю блаженства – то самое восхитительное действо, которое он никогда не позволил бы сотворить с собой любой другой женщине. Это было примитивное, плотское, почти животное желание наблюдать за тем, как Анаис принимает в рот член, который он протягивает ей, словно предлагая себя.