Одержимый
Шрифт:
Вёл себя губернатор предельно учтиво и приветливо. Разве что улыбался одними губами — взгляд его оставался холодным и внимательным. Из-за этого, как он ни старался создать непринуждённую обстановку, в воздухе висело тревожное напряжение.
Впрочем, скорее всего, это просто я себя накручиваю. После того, что я подслушал в библиотеке, сложно воспринимать Вяземского как этакого благодетеля, пригласившего меня, чтобы наградить за спасение дочери. Он вовсе не добрый дядюшка. Если решит, что я стою у него на пути — сожрёт, не поморщившись.
А я уже в некотором смысле
Ох, не зря говорят, что тяжело общаться с губернатором. В прямом смысле тяжело.
Я не подал виду и спокойно опустился в кресло. Вяземский тоже быстро взял себя в руки и сел напротив, устроив свои крепкие, но холёные ладони на резных подлокотниках. На среднем пальце левой руки блеснул алой каплей перстень с огромным рубином. На правой я разглядел почти такой же, только с гербовым мамонтом.
Сам Вяземский разглядывал меня так же цепко и внимательно, но заняло это у него буквально несколько секунд. Губы его вдруг тронула сентиментальная усмешка.
— Ты очень похож на отца.
— Мне об этом часто говорят. К сожалению, я его почти не знал. А вы были знакомы?
— Конечно, и довольно неплохо. И с Аскольдом, и с его отцом, и с его дедом. Василевские — старинный нефилимский род, довольно уважаемый в своё время, и даже связанный с императорской семьёй. Печально, что он пришёл к такому финалу. В основном это, конечно, вина Виталия. Но и Аскольд на старости лет тоже… начудил.
Графин с одним из стаканов вдруг, взмыв со столика, плавно подлетели к Вяземскому, прямо ему в ладони. Сам он при этом и бровью не повёл — никаких пассов руками, даже пристального взгляда на управляемые предметы. Похоже, телекинезом он пользуется на автомате, не особо задумываясь.
— Выпьешь со мной? — спросил он, щедро плеснув в стакан.
— А что, кто-то бы отказался на моём месте?
Он усмехнулся шире и на этот раз, кажется, даже искренне.
— Верно рассуждаешь. Думаю, мы найдём общий язык.
Стакан отправился по воздуху ко мне, сам же нефилим подхватил второй и тоже наполнил его.
Крепкая штука — вроде той, что меня угостил Кабанов из фляжки. И очень похожа на травяную настойку Велесова, которую я про себя окрестил сибирским виски. Только гораздо более выдержанная, с более тонким букетом, и пьётся, несмотря на обжигающую крепость, гораздо мягче. Подозреваю, что и стоит в десятки раз дороже.
— Я в курсе насчёт того недоразумения с демидовской Охранкой. И в целом насчёт твоей ситуации, — без предисловий продолжил губернатор.
— Кабанов рассказал?
— Ты его не вини. Он для твоего же блага старается. С первых дней твоего прибытия в Томск пороги моей канцелярии оббивал, пытался добиться моей аудиенции.
— Вот как?
— Он многим обязан твоему отцу. Ты не знал?
— Так… В общих чертах.
— Аскольд вообще многих с того света вытащил. Всё-таки целитель был от бога, особенно когда был помоложе,
— Разве?
— Ах, да, я и забыл. Ты же не в курсе. О подобных тонкостях нефилимам обычно рассказывают в ходе домашнего обучения. Как и вообще обо всём, что касается семейного Дара…
Я едва заметно усмехнулся. Ничего ты не забыл, Сергей Александрович. Просто напоминаешь, что я незаконнорожденный, появившийся неизвестно откуда. А может, проверяешь мою реакцию. Буду ли переспрашивать, или сделаю вид, что всё понимаю…
— Целительство — вообще довольно распространенный Аспект среди Одарённых. Но лечить нефилимов могут далеко не все. А ещё меньше — соглашаются это делать. Потому что исцеление нефилима, особенно после тяжелого ранения, может навсегда забрать часть силы у самого целителя. По сути, он постепенно сжигает себя, раздаёт свою силу другим. Аскольд, кстати, в этом смысле не жалел себя, потому так рано ушёл. Он ведь ещё совсем не стар был. Даже моложе меня…
Я кивнул. Невольно вспомнился наш последний разговор с Аскольдом. Он действительно выглядел неважно. И, сдаётся мне, больше всего подорвал его силы именно последний ритуал, в ходе которого он воскресил Богдана. А заодно и вызвал из небытия меня, пусть и не специально.
В ушах словно снова зазвучал его голос.
'Я не знаю, сколько в этом теле осталось от моего настоящего сына. Да и, откровенно говоря, сейчас это уже неважно. Я всё равно не знал его. Но это моя плоть и кровь!
Если ты винишь меня в том, что я выдернул тебя из привычного мира, лишил чего-то — то зря. Раз уж твой дух был захвачен ритуалом, то ты на тот момент тоже был уже мёртв. А я тебя воскресил. Дал новую жизнь. Так что, в каком-то смысле, ты всё же мой сын…'.
На душе заскреблись кошки, пальцы свободной руки невольно сжались в кулак.
— Но умер-то он не своей смертью, — напомнил я. — Его убили.
— Да, я знаю. Вампир? И ты, наверное, хочешь отомстить Стае? Поэтому решил вступить в Священную дружину?
Логичный вывод. Его и будем придерживаться.
— Вы правы, Сергей Александрович. Но я хочу не просто отомстить. Я вообще хочу искоренить всю нечисть с лица империи!
Получилось, пожалуй, слегка пафосно. Но вроде не переигрываю, да и вообще — можно списать на юношеский максимализм.
С момента, как я получил приглашение на приём к Вяземскому, я подспудно обдумывал, какую линию поведения выбрать. Прикидываться совсем уж деревенским простачком нельзя — так свои интересы не отстоять. Но и жесткую линию выдержать не получится — я не в том положении. Да и вообще, поведение должно вписываться в мою «легенду». Молодой байстрюк, выросший где-то в сибирском захолустье, узнаёт о своём происхождении, знакомится с отцом, начинает осваиваться в высшем обществе. Конечно, он будет плавать в вопросах этикета, да и вообще во многих вещах. Но вот искренность и прямолинейность многим импонирует.