Одесса-мама книга 2
Шрифт:
Сейчас начнётся.
— Ну что Григорий… простите, Георгий Олегович… Как будем жить теперь после этого? — скосил он взгляд на документы Дерибаса.
— Надеюсь, что дружно, Дмитрий Михайлович, — убеждённо произнёс я.
— А это возможно? — удивился он.
Я не знал, но догадывался, что в нём сейчас говорила обида. И понять его можно: мы проворачивали операцию фактически за его спиной, не поставив в известность. А ведь это не хухры-мухры, а самый главный сыскарь губернии. Тут даже святой оскорбится, а святых в нашей
И всё-таки, он в первую очередь опер, должен прекрасно понимать, а не устраивать разборки в нашем стеклянном доме.
— Зависит от вас, — твёрдо сказал я, пытаясь заразить его своей уверенностью.
— Неужели? — хмыкнул он.
— Дмитрий Михайлович, поверьте — это было вынужденным решением и его принимали там, наверху. Была б моя воля, я бы обязательно всё вам рассказал, — сделал новую попытку оправдаться и успокоить его я.
Получилось, но не очень. Обиду он проглотил, вернее — сделал вид, что проглотил, но какое-то время она будет жечь его изнутри, и это может повлиять на наши дальнейшие отношения. Мне, конечно, детей с ним не крестить, но долго или коротко (кто ж его знает?) придётся работать вместе, и это не та работа, при которой можно закрыть глаза на взаимную неприязнь. Рано или поздно всё обязательно проявится и даст о себе знать, причём даст знать больно.
— Давайте на чистоту! — попросил я.
— То есть вы до сих пор мне врали? — горько усмехнулся Барышев.
Я мысленно досчитал до трёх. Ох, как же нелегко порой бывает вести разговоры с умудрёнными жизненным опытом людьми. Они везде ищут подвох и не могут расслабиться даже на секунду.
Любой начальник, даже самый маленький, в первую очередь политик.
— Не надо так! Ну пожалуйста!
— А как прикажете поступить?
— Будь вы на моём месте, вели бы себя точно так же. На карту было поставлено слишком много. Мы не имели права рисковать. Если по-прежнему злитесь на меня — скажите прямо, я вас пойму…
— И что тогда?
Я пожал плечами.
— Поговорю с Дерибасом, что-нибудь придумаю. Переведусь из Одессы назад в Москву. В конце концов, там мои товарищи, мой спецотдел…
Барышев фыркнул.
— Ошибаешься, Быстров! Я ценными кадрами не разбрасываюсь.
Я вопросительно поднял бровь. Надо же как его зацепило.
Он продолжил:
— И коль тебя оставили под моим начальством до особого распоряжения — даже не дёргайся! Будешь пахать вместе с нами! Тем более фронт работы широкий. И спрашивать я с тебя буду как с любого другого моего сотрудника.
Барышев снова усмехнулся.
— Правда, пока их у меня стало меньше, но дай время Быстров, про наше одесского угро ещё легенды начнут складывать. Я сюда таких орлов наберу — мама, не горюй!
У меня словно камень с сердца упал.
— Только рад! С чего начнём, Дмитрий Михайлович?
— Да почти с самых низов. Кабанов сейчас под следствием.
— По рукам!
— Тогда я тебя не держу. Вот тебе ключи от кабинета и сейфа Кабанова. Владей. Вечером доложишься.
Я вышел от Барышева и сразу наткнулся на моего «ментора» — Савиных. Он стоял в коридоре и мял в руках фуражку. Лицо у него было крайне тревожное. Ну как же — чекисты Дерибаса налетели на угро как Мамай и увели с собой половину народа.
Думаю, такая же чистка сейчас идёт и в городском управлении ГПУ, может и похлеще.
— Гриша…
Я покачал головой.
— Георгий. Привыкай…
Рома встрепенулся. В его взгляде засияла надежда.
— Привыкай?! Хочешь сказать…
Я кивнул.
— Хочу сказать, даю тебе второй шанс. Хоть ты и порядком дров наломал и вопросов к тебе накопилось много, но… В общем, работай, Рома и помни: ещё один косяк — вылетишь из угро турманом и пойдёшь под суд. Больше жалеть я тебя не буду.
Савиных просиял, приложи ладонь к сердцу.
— Гриша… то есть Георгий Олегович, да я… — его глаза увлажнились, — я ради вас — землю жрать буду! Прикажете — голыми руками врага рвать буду!
— Я бы предпочёл, чтобы на врага ты шёл с табельным оружием. А насчёт остального — посмотрим. И да, я теперь вместо Кабанова — передай нашим, что через полчаса встречаемся в его бывшем кабинете. Труби общий сбор.
— Принято! — Савиных собрался убежал.
— Погоди!
— Что-то ещё?
Я подошёл к моему новому кабинету, посмотрел на табличку «Без доклада не входить», потрогал её. Так просто не снять, приколочена на два сапожных гвоздика.
— Ножик есть?
— Как у всех. Финка, — удивился он.
— Одолжи на секунду.
Взяв финку, я аккуратно отодрал табличку от двери вместе с гвоздями, передал Роману.
— Держи, это тебе!
Он удивился.
— Зачем?
— На память о прошлой жизни! Теперь у нас всё будет по-новому. Заходить и днём и ночью, и с докладом и без!
Савиных умчался, а я открыл кабинет и зашёл внутрь.
— Дом… Новый дом…
Как и любой сыскарь, всеми фибрами не люблю бумажную работу и кабинетные посиделки, но придётся соответствовать новому уровню. Значит, чаще придётся находиться тут, чем на земле.
Интересно, и чем тогда буду отличаться от Кабанова? Ну… как минимум тем, что взяток не беру и врагам народа не прислуживаю.
В тесненьком помещении половицы всё так же скрипели под ногами, а обои не только выцвели, но ещё и отсырели. Тут всё было пропитано запахом прежнего хозяина, смесь дешёвого табака и каких-то кисло-приторных ароматов дико раздражала.
Я подошёл к окну, взглянул на улицу расцветающего города и распахнул форточку, вдыхая ароматы весенней и такой красивой Одессы.