Одесская сага. Ноев ковчег
Шрифт:
– Не найду я такого! Не нужен мне никто!
– Это я не найду. И не нужен. А твой живой-здоровый, да еще и на таком посту. Хочешь вернуть? Стань, как он. Удиви его своей силой. Стань художницей, чиновником, да все равно кем. Ему доложат, не сомневайся. А там и встретишься, и докажешь, и тогда ты, ты, а не он, будешь решать, нужны эти отношения или уже нет. И я надеюсь, что ты скажешь: нет. А потом встретишь, полюбишь нормального человека, достойного. Детей родишь!
– Да не будет у меня никаких детей!
Фира
– Надо же, поверь, деточка, я тоже когда-то точно так же считала.
– Да выскоблила меня твоя Гордеева! И авария! Ты думаешь, там что-то осталось?!
– Что значит Гордеева выскоблила?! Лелька?! Когда?! Тогда? И не сказала… Он знал?
– Он отправил.
– Ах сука какая… Лелька – сука! Девочка, Анечка, что ж ты ко мне не пришла?
– А что бы ты сделала?
Фира помрачнела.
– Убила бы его. Лелька тварь. Не прощу никогда.
– Ей приказали. Как и мне. Что ты так? Все равно уже.
Фира поднялась с кровати, расправила, разгладила одеяло на Аньке.
– Ладно, достала я тебя, пойду собираться, пока мне твой брат гарем крымский не привел. Ты уже дважды от смерти ушла, там, где другие давно в земле гниют. Захочешь сделать ему больно – сделаешь. Захочешь встать – встанешь. Ты одна в Беззубов пошла. А они клятые. Жду тебя в Одессе.
Красная нить
Женька вышла на солнышко и зажмурилась. В обеденный перерыв она с подружками по бухгалтерским курсам выходила на крыльцо подышать и посплетничать.
– Я уже присматриваю работу в конторе по закупке золота, – важно заметила ее подружка Ида.
– Присматривает она! Тебе папа все присмотрит и к себе под крыло возьмет, – фыркнула Лизка. – Или лучше мужа присмотри. Из нэпманов.
– А я бы в госконтору пошла, так надежнее, – насупила брови Женька. – А то эти частники – сегодня есть, завтра нет.
– А у тебя вообще муж – помощник машиниста! Зачем тебе работать? – удивилась Ида.
– А платья новые куда носить? На Привоз?
– Да ну вас! Я во дворе насмотрелась на тех, кто дома «не работает». Вот это вот с утра до ночи намывать и стряпать? Лучше карьера.
– Ой, у тебя нитка висит! – Лизка чуть наклонилась и прищурилась: – Длинная. Вон, на лодыжке.
Женька опустила голову и посмотрела.
– Что за ерунда?! – Она попыталась снять с чулка красную нитку, которая вдруг размазалась под ру-кой, – …Ой… девочки, я домой…
– Что? «Соседи затопили»? – подмигнула Ида.
Женя забежала в уборную и запихнула в панталоны батистовый платок с обвязанным шелковым краем – темный кровавый след. Что делать? Куда бежать?
Юсуф
Ее звериному одержимому упорству удивлялись и пациенты, и врачи. Анька падала, ползла, отбивалась
Поиски ничего не дали, они и не могли дать, потому как были неофициальными, да и много ли может послеоперационный больной сделать неофициально, находясь в госпитале?
Но за день до выписки, проходя мимо пищеблока, Анька снова уловила тот странный запах, что исходил от татарина-спасителя. В этот раз запах был не сильный, но очень характерный. Она поискала глазами источник и увидела возницу-татарина, который грузил на арбу остатки с пищеблока.
Шагнула к нему и резко остановилась – прямо на нее смотрел Борис.
С бородой до самых глаз, в татарской тюбетейке, в халате и с остроконечной палкой в руке… Аня уже знала, что эта палка со странным названием стимул предназначена для управления ослом.
Борис еле заметно отрицательно мотнул головой – не подходи и не говори ничего, – затем порылся в карманах и, неразборчиво бормоча, достал какой-то сухарь, сунул его в рот и незаметно выронил засаленный газетный комок.
Аня отпрянула, развернулась и почти побежала в сторону своего корпуса.
Остановилась она только в палате, разжала руку и положила на стол пузырек темного стекла. Судорожно высыпала содержимое пузырька на стол. В нем, кроме какой-то сухой травы с пряным запахом, – ничего. Затем рассмотрела обрывок газеты, в который он был завернут. На одной стороне был крупно заголовок «Джанкой» и внизу написано карандашом «Юсуф», с другой чернильной ручкой как бы случайно – «бричка»…
«Так себе конспирация», – мелькнула мысль у Ани, и она стала собирать вещи, хотя и собирать-то было практически нечего. Все ее добро из разбитой машины было украдено в тот же день проезжающим народом, а то немногое, что нашел посланный директором охранник санатория, уместилось в небольшую коробочку, так что сборы не заняли много времени.
В канцелярии госпиталя очень быстро оформили проездные документы, выдали деньги на дорогу и на госпитальной машине, с сопровождающим, отправили на вокзал.
Анну усадили в поезд, и провожающий не уходил с перрона вплоть до самого отправления, хотя она несколько раз предлагала ему не ждать отправления, а вернуться на рабочее место, но тот отказывался сразу и безапелляционно, произнося одно и то же: «Не положено!»
Сойдя в Джанкое, Анна без труда нашла и Юсуфа, и бричку, потому как других бричек поблизости не наблюдалось.
Молчаливый Юсуф усадил ее на пассажирское сиденье, поднял верх и коротко произнес:
– Вещи?
– Это все, – ответила Анна, показав маленький сверток.