Одесская сага. Ноев ковчег
Шрифт:
Два здоровенных биндюжника, пыхтя, потащили на второй этаж десяток чемоданов, шляпных коробок и огромный инкрустированный перламутром комод из карельской березы.
На пороге появилась заспанная мадам Гордеева и уставилась на дочь:
– Это что за исход евреев?!
– Мамочка, я вернулась! Ты рада?! – расхохоталась Ритка.
– Дар речи от счастья потеряла, – буркнула Гордеева и пошла в квартиру. Но тут же обернулась: – Так, вот это, – Елена преградила своим могучим бедром дорогу грузчикам с комодом, – вот это дуробало волоките
– О, – мадам Полонская бесшумно выплыла и в три секунды оказалась за спиной грузчиков, – кто-то будет с шиком вечерять на коридоре?
– Идите с богом до ветру или куда вы там шли, мадам Полонская, – огрызнулась Лелька. – Для вашего возраста вы не по годам любознательны!
– Так, что случилось? – отпихивая ногой шляпную коробку, легшую посреди кухни, спросила наконец Гордеева, когда ее дочь дошла до квартиры.
– Я ушла от Феди, он – старый козел.
– Можно подумать – открытие. Он таким был последние лет семь. Что стряслось?
– Надоел!
– Не ври! Он тебя и не увлекал особо. Вус трапылось?
– Он меня выгнал, – призналась Ритка. – Я поживу у тебя. Обещаю, что недолго. Поверь, было бы куда идти – уже бы ушла.
– Боюсь даже представить, чем ты вызвала такую немилость. Он же разве что на коленях за тобой не ползал.
– И опять приползет! Даю слово!
Котя закатился во двор и спрыгнул с велосипеда.
– Дратути, мадам Гордеева, – протарабанил он, пытаясь подхватить велосипед на тощие плечи. За спиной Гордеевой показалась рыжая голова.
– О, кого слышу! Костя Беззуб! Неужели!
Котька не донес велосипед до груди и от неожиданности грохнул его на землю.
– А вырос-то как! А возмужал! Дай же тебя рассмотреть получше!
Котька по-детски стыдливо прикрыл ладошкой порванную на колене штанину. И почувствовал, что гадко и неконтролируемо густо краснеет по самые уши… Его первая женщина, недосягаемая наставница, предмет практически всех юношеских грез, уже спускалась по лестнице и заливисто смеялась:
– Что ж ты так оробел, соседушка? Дай я тебя потискаю, пацан!
Она смачно чмокнула его в щеку и крепко обняла. Котька не знал, что важнее скрыть – порванную штанину или еще более позорную спонтанную эрекцию. Он вывернулся из объятий Риты и схватился за руль.
– Я… я поеду! Мне тут надо срочно!
– Вижу! Рад! Очень рад меня видеть! – хохотала Рита. – Возвращайся, Котька!
Ася с полным тазом отодвинула бедром Ритку: – Подвинься от моей веревки!
– А ты кто вообще? – округлила та глаза.
– Живу я тут. А ты, как я вижу, в гости? Надолго?
– Тебе дело?
– Ну мне до всего есть дело. Работа такая, понимаешь? – многозначительно подмигнула Ася. – И это… если комод в хату не влазит, то я могу принять, чтоб не рассохся.
– Я думаю, у кого-то слипнется до того,
Софа Полонская улыбнулась Асе:
– О, наш человек! Заходи, деточка глазастая, поболтаем.
Страсбург
– Пойдем! – уговаривали Фиру Нюся и Ривка. – Ну что ты совсем от коллектива оторвалась? Ну давай, помнишь, как в старые времена?
– Я не хочу никуда ходить. Нет уже старых времен! Мне работать надо! – буркнула Фира.
– Не, вы это видели?! – зашлась Нюся. – Ей одной надо работать! Ишь ты! Давай, отключай сироту – у тебя вон Лидка как сыр в масле, Анька – шишка партийная, Женя при муже. Что, тебе зять рюмку супа не нальет? А Котька, лоб здоровый, должен уже мать содержать, а не мелочь клянчить!
– Да он подрабатывает! И учится. Вы же сами все знаете. Я детей обременять не хочу. И Ксеню поднять надо.
Ривка фыркнула:
– Она что у тебя, упала? По-моему, павшая тут Нюська, и ничего, с голоду не померла. Так, одевайся, а то мы тебе заплатим за три часа. Какой там тариф у тебя в джутовой фабрике?
– У меня выходной сегодня. Стирка. Я только выварку поставила.
– Вот и чудно. Как раз все выварится. Нарожала кучу детей – теперь отдыхай. Котька твой, значит, будет мяч у выварки набивать. Все равно Макар на смене, стучи не хочу.
Окружная Выставка сельского хозяйства двадцать шестого года была в разы меньше знаменитой Всероссийской 1910 года, но после долгих лет войн и разрухи она стала для Одессы первой ласточкой и надеждой. Аншлаг полнейший. Правда, что публика, что экспонаты разительно отличались от мировых достижений пятнадцатилетней давности. В женскую компанию внезапно затесался Гедаля, он сильно хотел посмотреть на племенных лошадей, узнать цены на зерно и вообще проветриться. Похоже, выставка радовала его одного.
– А где Мо^et? И духи? – сморщила носик Нюся. – Ни тебе рестораций, не дегустаций, как в прошлое время, одна скотина кругом. Что безмолвная, что мужчинская. Даже приличных кавалеров нет.
Ривка хихикнула:
– Женщина, тебе уже полвека – ты не устала от кавалеров?
– Знаешь что, Рива Ароновна, ты сильно умная. Как ты спишь с такими математическими способностями? Мне до полвека, между прочим, еще два месяца, это во-первых, а во-вторых, надо марку держать и квалификацию повышать. Мне еще Поленьку в университет надо отправить.
– Отправь ее лучше замуж. Вон, за Котьку Беззуба, – внезапно предложил Гедаля.
Фира и Нюська синхронно взвизгнули:
– Не надо!
Фира заметила:
– Мы их тогда будем до конца жизни содержать.
– А жить будут по четным у Беззубов, по нечетным – у меня, – мрачно добавила Нюся. – Одни убытки кругом. И к'oнями воняет. Я если б хотела к'oней смотреть – погладила бы твоих першеронов за- даром.
– Дамы, можно я вас оставлю? – Гедаля погладил Ривку по плечу. – Можно?