Один день что три осени

Чжэньюнь Лю

– Из-за шуток? – опешили гости, – ты хочешь сказать…

– Яснее ясного, – перебил младший У, – мой брат наткнулся на Хуа Эрнян.

Сделав паузу, он продолжил:

– В тот вечер брат выпил с Го Баочэнем литр водки и как обычно уснул. Раньше они выпивали ровно столько же и ничего, а тут он вдруг взял и помер. Просто он и подумать не мог, что ночью к нему во сне заявится Хуа Эрнян, которая потребует с него шутку; но куда там, ведь мой брат упрямец еще тот. Естественно, Хуа Эрнян рассердилась и потребовала отнеси ее отведать чашечку острой похлебки, не успел брат и глазом моргнуть, как его раздавило горой.

Хуа Эрнян обреталась в Яньцзине уже больше трех тысяч лет. Ежегодно в Яньцзине происходило несколько случаев, когда Хуа Эрнян являлась людям во снах и придавливала их насмерть, поэтому здешний народ уже ничему не удивлялся; единственное, среди сотни

скоропостижно умирающих каждый год, было сложно провести грань между теми, кто умер сам и теми, кого придавила Хуа Эрнян. Поэтому, гости тут же спросили младшего У:

– Откуда ты знаешь?

– Как ты определил, что это сделала Хуа Эрнян?

Тот всплеснул руками:

– У него ведь голова при жизни была круглая? А когда его в гроб укладывали, голова оказалась сплюснутой. Пузо у него было большое? А теперь стало плоским, словно лист бумаги. Ясное дело – горой придавило.

Сделав паузу, он продолжил:

– Я рассказал об этом Сыма Ню, он пришел провести экспертизу. Изучив труп, он тоже постановил, что это проделки Хуа Эрнян.

Сыма Ню проживал у южных ворот Яньцзиня и работал учителем химии в средней школе № 1, помимо химии, он увлекался рассказами о чудесах периода Вэй-Цзинь [12] , а также эпохи Южных и Северных династий [13] ; поскольку Хуа Эрнян прибыла в Яньцзинь издалека и жила здесь уже больше трех тысяч лет, Сыма Ню задался целью в свободное от преподавания время написать «Жизнеописание Хуа Эрнян»; по его словам, он задумал эту книгу не только ради описаний ее деяний, но для того, чтобы изучить химическую реакцию, которая возникла между Хуа Эрнян и Яньцзинем вследствие одного анекдота; все, что содеяла Хуа Эрнян в Яньцзине, Сыма Ню собирал по крупицам уже более тридцати лет; можно сказать, что он был настоящим экспертом по Хуа Эрнян; поэтому его заключение о том, что Большеротого раздавила именно Хуа Эрнян, никакого сомнения не вызывало.

12

Переломные периоды в истории Китая III–V вв., именно тогда, в страну стала проникать чужеземная культура

13

III–VI вв.

– К тому же, в ту ночь я слышал, как во дворе завыл ветер, – добавил брат Большеротого У после чего подытожил, – Всегда обзывал меня дурнем, а сам-то не лучше оказался, вечно ходил с каменным лицом, не понимал важности шуток.

С этими словами, он пригласил всех выпить и пошел к другому столу.

Гости все как один закивали:

– Ну раз уж Сыма Ню сказал, что это проделки Хуа Эрнян, тогда это точно необычная смерть.

Тут же народ завел разговор о том, как Хуа Эрнян выбирает себе жертву.

– Эрнян ведь заведомо знала, что Большеротый упрямец еще тот, вот она нарочно к нему и явилась.

– Справедливость в том и заключается, что на кого натолкнулась, тот и попался, небо обрушилось на его голову, иначе получится, что она специально выбирает жертв.

– Хуа Эрнян живет в Яньцзине уже больше трех тысяч лет, прилипла к нам точно пластырь из собачьей кожи [14] , не отодрать.

– Такая уж у Яньцзиня судьба, из поколения в поколение одно и то же, без нее уже никак.

14

Средство китайской медицины

– Как бы то ни было, то, что у нас есть Хуа Эрнян, дает свои плюсы, если бы не она, откуда бы у яньцзиньцев взялось такое чувство юмора?

– А если чувства юмора нет, придется угощать ее острой похлебкой.

– Надо было Большеротому взять и перед смертью ей предложить, мол, Эрнян, на кой тебе сдалась эта острая похлебка, лучше пожалуй ко мне на похлебку баранью.

Гости засмеялись, Ху Сяофэн и Ли Яньшэн засмеялись тоже.

Потом кто-то сказал:

– А все-таки брат Большеротого прав, нельзя быть таким неосмотрительным, если ты – яньцзинец, как можно ложиться спать, не заготовив хоть одну шутку?

– А кто его заставлял ненавидеть шутки? Вот и поплатился.

Гости засмеялись, Ху Сяофэн и Ли Яньшэн засмеялись тоже.

– Впредь нам всем следует быть осмотрительнее, – доносилось в ответ.

В разгар застолья Ли Яньшэн поднялся из-за стола и направился на задний двор

справить нужду. Рядом с туалетом находился загон, где жили бараны Большеротого У. Опустив головы, животные жевали траву, словно ничего и не произошло. Увидав этих баранов, Ли Яньшэн, вздохнул: сколько жизней сгубил Большеротый У и не думал, что сам попадется в руки Хуа Эрнян; всегда такой серьезный он и предположить не мог, что помрет из-за шутки. К самому Ли Яньшэну Хуа Эрнян во сне еще не приходила. Как и Большеротый У, Ли Яньшэн не любил разговаривать, так что если бы Хуа Эрнян заявилась к нему, его бы ждала развязка не лучше, чем у Большеротого У; на всякий случай не помешало бы срочно выучить несколько анекдотов; тут ему стало противно от того, что такому серьезному человеку как он, вдруг придется грузить себя подобной чепухой; при таком раскладе он загонит себя в гроб еще прежде, чем это сделает Хуа Эрнян, что уже само по себе станет анекдотом; в Яньцзине, продолжал рассуждать он, проживает больше полумиллиона человек, а Хуа Эрнян – одна, да и выходит она лишь на минутку-другую, вряд ли она до него доберется. Тут и осторожность не поможет, и паника не спасет, а если целыми днями находиться в подвешенном состоянии, то скорее помрешь от страха, чем от визита Хуа Эрнян, что тоже станет анекдотом. Лучше уж уподобиться этим баранам: когда Большеротый У забивал одного, остальные, поблеяв пару раз, продолжали спокойно жевать траву. Иначе говоря, пока тебя не схватили, лучше всего было и дальше спокойно заниматься своими делами; бояться было без толку. В этом состояла вся суть Яньцзиня. Тут же Ли Яньшэн задался вопросом, продолжит ли брат Большеротого У держать эту харчевню. Если даже харчевня сохранится, вкус бараньей похлебки из-за смены хозяина-молчуна на хозяина-балабола наверняка изменится. А вот если харчевня и вовсе закроется, тогда ему придется столоваться не иначе как в ресторанчике «Маршал Тяньпэн».

3

Прошло, наверное, уже дней семь, а на Ли Яньшэна все накатывала и накатывала хандра. В те годы по Яньцзиню ходила песенка «Надо есть, надо пить», в которой были такие слова: «Надо есть, надо пить, ни за что не смей хандрить. От своей судьбы ни ты, ни я не уйду, думать о пустом совсем ни к чему. Ничего не бойся и не беспокойся, будет падать небо, все равно не скроешься. Надо есть, надо пить, что поделать, надо просто жить…». Эту песенку пели все кому не лень, и Ли Яньшэн тоже ее пел. Бывает охватит его беспокойство, он споет куплетик, и беспокойства сразу как не бывало, на сердце становилось веселее; а тут он пытался ее петь уже дней семь, но вместо веселья, на душе становилось лишь тревожнее. Он пытался понять причину, но причины как таковой не было: каждый день он все так же ходил на работу в свою лавку, все так же трижды в день ел у себя дома, ничего нового. С Ху Сяофэн он в последнее время не ссорился, да и с соседями по прилавку был в ладах. Выражаясь словами торговавшего рядом табаком и алкоголем Лао Мэна, это называлось искать проблемы там, где их нет. Однако эти проблемы проявлялись вполне конкретно. Если раньше Ли Яньшэн и так говорил мало, то теперь он стал говорить еще меньше, ограничиваясь тремя фразами в день и проводя все время в каком-то оцепенении. Когда к нему приходили покупатели, он частенько вместо соевого соуса подавал уксус, а вместо сычуаньского перца – бадьян. Дома за столом, теперь он, бывало, ел, ел, а потом вдруг откладывал палочки и замирал, глядя в окно.

– Ли Яньшэн, о чем задумался? – спрашивала его Ху Сяофэн.

Тот вздрагивал и, очнувшись, быстро отвечал:

– Да ни о чем.

Проснувшись ночью, Ху Сяофэн часто обнаруживала, что Ли Яньшэн сидит, свесив ноги, на краешке кровати и смотрит, уставившись в непроглядную тьму. А однажды она вдруг пробудилась от его завываний и увидела, как Ли Яньшэн, уставившись в непроглядную тьму, тихонько напевает себе под нос арию из «Легенды о Белой змейке». «Что поделать? Что поделать? Как быть? Как быть?…», – повторял он, срываясь в рыдания.

– Ли Яньшэн, ты решил в могилу меня свести? – испугалась Ху Сяофэн.

Она отвела Ли Яньшэна на осмотр в больницу, там ему измерили давление, взяли кровь на анализ, сняли электрокардиограмму, сделали компьютерную томографию всех органов, но никаких отклонений не нашли. Тогда она сводила его в психиатрическую клинику, но и с психикой у него оказался полный порядок.

– Ты явно болен, но при этом у тебя ничего не находят, в такой ситуации и помереть недолго, – сказала Ху Сяофэн.

– Я и сам этому не рад, но ничего не могу поделать, – ответил Ли Яншэн и тут же добавил, – Сяофэн, умру я или нет, ты больше обо мне не беспокойся.