Один день тьмы
Шрифт:
Я огляделась. Ночь смотрела на нас во все глаза. Редкие прохожие силуэтами мелькали где‑то далеко, не замечая в густой тени деревьев ни меня, ни мою добычу.
Неподалеку стояла занесенная снегом лавочка. Я отнесла туда девочку, положила на доски и попыталась оттереть с шеи следы крови, послюнявив пальцы, но получилось только хуже — вместо слюны у меня во рту тоже была кровь. Наконец я догадалась набрать в горсть снега и вытереть шею ребенка им, затем снова прислушалась. Девочка еще дышала. Тогда я замотала ее шею шарфом, застегнула шубку и остановилась над телом. Наверное, у нее еще есть шанс выжить. Может быть, позвать
Я отошла от скамейки, еще раз посмотрела на нее с дорожки. Девочка лежала все так же неподвижно.
«Она спит. Ничего страшного, дети очень любят спать», — пробормотала я и пошла прочь.
Мне не нужно было оглядываться, чтобы знать, кто идет за моим левым плечом.
— Я сдала вступительный экзамен? — спросила я.
И ответом была тишина. Только тихо поскрипывал под моими ногами снег, и тусклые фонари, кривясь в пренебрежительных гримасах, смотрели на меня свысока.
— Я убила ее, — снова произнесла я.
Но и небо, подернутое черно‑серой мутью, упорно молчало.
Утро выдалось неожиданно ясным и морозным. На ощетинившемся тонкими, похожими на колючки веточками деревце сидели воробьи и чирикали во все горло. Все деревце было покрыто пушистыми серыми комочками. Это оказалось так красиво, что Таня, хотя и опаздывала, остановилась полюбоваться. Воробьи горланили, солнце еще только встало из‑за горизонта, но торжественные лучи уже разбегались по всему темно‑синему яркому небу, сияли тысячью огоньков на серебристой снежной корочке.
Мороз нещадно щипал за щеки, поэтому Таня потерла их рукавицами, подмигнула воробьям и вбежала в здание больницы.
Степаныч, исполнявший обязанности охранника и вахтера, уже налил себе чаю и важно попивал его из огромной желтой кружки, сидя на своем начальственном месте.
— А, попрыгунья, — приветствовал он Таню, подавая ей ключ от флигеля, — получите и распишитесь.
— Спасибо, Степаныч. Как смена? — поинтересовалась Таня, подвигая к себе разлинованную вручную тетрадку и ставя подпись в нужной графе. На месте, где требовалось поставить отметку о времени прихода, ручка на мгновение замерла, а взгляд девушки тревожно метнулся к большим круглым, словно блин, часам, висящим на стене. Так и есть, на пять минут опоздала.
— Нормально, стрекоза. Да ты пиши ровно что там положено. Не виновата же ты, что тебя воробьи заболтали. Сам из окна видел, — гордо пояснил вахтер.
— Спасибо! — Таня обрадованно вывела цифру и послала Степанычу воздушный поцелуй, который тот шутливо поймал в исчерченную глубокими бороздами грубую ладонь и прижал к сердцу, уморительно закатив глаза.
Тем временем девушка вновь вышла на улицу и направилась к одиноко стоящему флигелю с тусклой пожелтевшей пластмассовой табличкой, услужливо сообщавшей, что за металлической дверью находится не что иное, как Областная станция по переливанию крови.
Таня уже повернула в замке ключ, когда вдруг
Незнакомец стоял, опираясь рукой о стену здания, и Тане показалось, что он едва держится на ногах. Он казался беззащитным и одиноким.
— Что с тобой? Тебе плохо? — окликнула его девушка.
Тот кивнул. Ну конечно, не случайно этот парень очутился на территории больницы. Сквозь расстегнутую куртку виднелась темная водолазка, разорванная на груди. В месте разрыва ткань затвердела и побурела. У Тани засосало под ложечкой. Кажется, он серьезно ранен. У нее в отделении есть кушетки. Нужно оттащить его туда, а потом вызвать дежурных врачей. Сама она была медсестрой и никогда не сталкивалась с серьезными случаями. Терять время никак нельзя. Таня открыла дверь и втащила незнакомца вовнутрь. Он действительно передвигался с трудом.
Руки у черноволосого мальчика были холоднее льда, а пульс так слаб, что Таня никак не могла его прощупать.
— Ты ранен? Потерял много крови? — спросила она, устраивая пациента на кушетке. — Потерпи, все хорошо. Все сейчас будет хорошо.
— Мне нужна кровь, — вдруг отчетливо проговорил незнакомец.
А она уж и не верила, что эти бледные тонкие губы когда‑нибудь разомкнутся.
— Да, конечно. Не волнуйся, тебе сделают переливание…
Его темно‑вишневые глаза смотрели прямо в нее, и Таня чувствовала, что тонет в них, словно в океане. Однажды она купалась в океане… это было здорово и вместе с тем страшно. Вот и теперь ощущение оказалось точь‑в‑точь таким же.
— Я все сделаю сам. Просто принеси мне, пожалуйста, — снова произнес он.
В этот момент Таня ясно поняла, что бригада и вправду не нужна. Ну конечно, он все сделает сам, и вовсе нет ничего необычного ни в этом пациенте, ни в его просьбе. Что может быть естественнее?
Она отправилась к холодильнику, где хранилась замороженная плазма и эритроцитная масса, разморозила их, смешала и подала незнакомцу, который, приподнявшись на кушетке, тут же выпил все.
Такого способа переливания крови Таня еще не видела, но, разумеется, в нем не было ничего особенного — очень естественный и правильный способ.
— Ты прости, мне нужно еще с собой про запас, — сказал темноволосый почему‑то извиняющимся тоном.
— Конечно, я тебе сейчас сумку принесу! — обрадовалась Таня. Воробьи с утра расчирикались к счастью. Ей повезло, что этот милый мальчик забрел сюда именно в ее дежурство.
Она сбегала к холодильнику и сложила в сумку подписанные пакетики.
— Спасибо, — мальчик виновато улыбнулся, — и извини… Я не причиню тебе зла, просто немного поработаю с твоей памятью…
— Таня!
Строгий голос старшей медсестры заставил девушку вздрогнуть. Она испуганно захлопала ресницами. Сколько же времени? Боже мой, что она делала с начала дежурства? Таня четко помнила нахохлившихся воробьев, облепивших маленькое тонкое деревце во дворе, Степаныча с чаем, дверь… И все. Дальше память словно отшибло.
— Почему в коридоре грязно? Я заметила след мужской ноги. Здесь кто‑то был? Ты что, сюда ухажеров водишь? — продолжала допрос старшая медсестра. Ее массивная фигура закрыла солнечный свет, словно огромная гора.