Один день Весны Броневой
Шрифт:
— Радек, назад вдоль улицы, — горло саднило от едкой пороховой гари, — шагов пятьдесят, потом направо.
Потянула с головы опостылевшие наушники, возвращая себе слух, а вместе с ним и полноту ощущения мира. Пальцы мелко трясло. Живот вдруг свело яростным голодным позывом, а вместе с ним накатили слабость и тошнота. Рот наполнился густой слюной. Пришлось через силу, стискивая зубы, глотать.
Странно, но недавняя ясность, состояние «всепонимания», куда-то делось. Картина происходящего рассыпалась на фрагменты, и эта рассыпаность оказалась более мучительной, чем телесные неудобства. Борясь с этой мукой она всматривалась в прямоугольные
Она едва дотерпела до того момента, когда самоходка свернула в намеченный ею двор — кирпичный первый этаж и рельеф закрыли от прямого выстрела. Ткнула ботинком в шею мехвода и полезла наверх, преодолевая предательскую дрожь в мышцах.
Земелов тут же заглушил двигатель и лязгнул люком. Высунулся из-за брони, Мошков. Гарнитуру он повесил на шею.
— Отбились, командир?.. — глаза у него темнели расширенными зрачками, которые на свету стали быстро сужаться.
Она ответила не сразу, перебросила себя через борт башни, встала на решетку двигательного отделения. Вслушалась, всмотрелась, вдохнула дымный воздух.
Бой здесь, на окраине, опять затихал. Еще щелкали винтовки свои и чужие. Но пулеметы уже смолкли. Затаились где-то вражеские противотанкисты. Зато справа, на станции гремело и стрекотало с неубывающей яростью. Тяжело бухало где-то на-полудне. А рядом с треском полыхали полуразваленная крыша дома и дощатый сарай, на коже плясало тепло близкого пожара.
— Ничего себе полыхает. Когда успело разгореться-то? — Помник помял грязный лоб.
Горело не только здесь, горело и левее, ближе к лесу. Плескалось пламя над каменным лабазом, за которым стояла зенитка. А еще, за охваченными огнем сараем и домом была позиция Ёнча.
— Помник, за мной. Радек при машине!
— Автомат возьми! — добавила уже спрыгнув на мятую траву.
— Твою… — грязную ругань от Помника она услышала впервые. И сразу к месту.
Взрыв боеукладки оторвал и приподнял лобовой лист, так что из косой щели светило бушующее внутри пламя. Башня осталась на месте — из нее, как из пароходной трубы вырывались дымные языки и искры. Горело не только там — из поврежденных баков через отверстия корпуса топливо растеклось вокруг, выжигая в серый прах траву и деревянные обломки. Бандажи колес горели с веселым треском, брызгая и стекая ослепительными огненными каплями. Едкий смрад из смеси горящего газоля, травы, взрывчатки, резины и еще чего-то, о чем думать не хотелось, забивал дыхание…
Вешка дернула рукав замершего Мошкова.
— Пошли…
Зашагала к лекпункту, зная, что заряжающий последует за ней. И правда — трава зашуршала под его ботинками почти сразу.
Странно, бой еще продолжался — гремели и стучали на разные лады выстрелы, а на нее накатывало какое-то обессиливающее опустошение. Вместе с ним четче становились боль в мышцах и битом прицелом лице. Как-то сразу, вдруг, полезли в глаза детали, уродливые образы разрушения, принесенного боем в поселок.
— Командир, чего? — Помник подхватил, обнял за плечи, не давая упасть.
— Все… нормально, — она кивнула на размазанную по траве кровь. Несколько раз судорожно, через боль в ребрах, вдохнула. — Пошли.
В этот раз она застала
Вешка сама не заметила, как оказалась рядом на коленях. Сердце стучало в ушах.
— Не мешайте, товарищ командир, — Ясна даже не обернулась. Ловкие пальцы ее перебирали бинт и одновременно удерживали голову мальчишки. Ярек улыбнулся ей синюшными губами. Моргнул, скрывая расфокусированный взгляд.
— Не волнуйтесь, тетя Весна…
Она промолчала — горло перехватило, трудно было даже дышать.
— Пуля по касательной прошла, — Ясна пропустила бинт под подбородком мальчика и через оборот сделала узел за ухом. Глянула на Вешку постаревшими глазами, — Сотрясение и кровопотеря…
— Командир, там… линком Ивков, — Помник подергал ее за плечо.
Только и смогла сжать подрагивающую, мокрую от испарины, ладошку мальчика. И встала, пошла за Мошковым. Совсем не далеко, до телеги.
— Ему снарядом руку почти оторвало, Смелк вытащил, а остановить кровь нормально не смог, — заряжающий говорил торопливо, словно боялся не успеть. Она смотрела на заострившееся запрокинутое лицо и вздрагивающий кадык друга, и стискивала зубы, заставляя себя не упасть, не поддаться захлестывающей с головой пустоте. А где-то между горлом и сердцем рождалась, разгоралась, помогая в этой борьбе, обжигающая ненависть.
— Жив будет, — обронила сбоку помогавшая Славе женщина. — Давязем да лячебницы. Не хвалюйтеся…
Она только кивнула. Пробилась через ком в горле, бросила Помнику:
— Смелка найди…
По дороге из рассказа Смелка и увязавшихся с ними легкораненых сложила картину прошедшего боя. Швейцы, как она и думала, атаковали с двух сторон: отвлекли ее самоходки со стороны леса, а вдоль чугуночной насыпи ударили чуть погодя танком и бронетранспортером. Спасла зенитка, успевшая подбить танк, но тот успел накрыть позицию фугасным или осколочно-фугасным снарядом прежде, чем рванул боекомплект. Из расчета выжили пятеро, и только один из них оказался ходячим. Швейцы укрываясь броником добрались до крайних построек, где их и застала Весна. После ее снарядов уцелевших добили в рукопашной ополченцы и атаковавшие в тыл стражники из флангового прикрытия… А вот задержка Ивкова на позиции обернулась двумя снарядами в борт башни. Смелк успел вытащить из разгорающейся машины истекающего кровью командира. Заряжающего, которому оторвало голову, вытащить уже не успел. Тот остался в погребальном костре из пороха и газоля.
КП встретил кислым дымом взрывчатки — рядом темнело пятно от попадания мины — пустотой и голосом связиста из окопа:
— Первый, первый, я седьмой, ответьте!..
Вешка спрыгнула в земляную щель. Рассмотрела виноватые глаза нарядника.
— Связь? — голос получился сухим и злым.
— Нету… наверное, провод перебило.
— Где?.. — спросила имея в виду второго номера из связного расчета.
— Перед атакой посылал на линию… — с каждым словом связист говорил все тише, только таращился испуганно.