Один год

Герман Юрий

Лапшин молчал, катая свой граненый карандаш по стеклу на столе.

–  Ладно, иди, Дмитрий Ипатович, - сказал он наконец. - "Культурно", "некультурно"! Если человек в таком состоянии, от него чего хочешь ждать можно. Не сорвался же тогда Жмакин, отбыл срок, сам пришел за правдой. Я его не оправдываю, но понимать мы обязаны, иначе грош нам цена. Ладно, идите работайте, товарищ Криничный, а насчет митрохинской системы - воевать нам сильно придется, ох, сильно...

Криничный ушел.

И сразу же зазвонил телефон.

Приглашение во дворец

–  Товарищ Лапшин? - спросил дежурный по внутреннему телефону.

–  Он самый, - ответил Иван Михайлович, узнав голос Липатова. И, подчеркивая красным карандашом несуразицу в служебной бумаге, осведомился: Чем порадуешь, Липатов?

Липатов доложил, что к Ивану Михайловичу опять пришла делегация из Дворца пионеров. "Они были уже дважды, но вы отсутствовали, теперь ребята явились в третий раз".

–  Ладно, пускай идут, - сказал Лапшин. - Только вели там милиционеру проводить, а то запутаются в наших ходах-переходах.

Делегатов было двое - оба раскрасневшиеся от мороза, совершенно под цвет своих галстуков, оба чуть взволнованные, поскольку они находились "внутри самого уголовного розыска", оба напряженные, ибо момент, с их точки зрения, был ответственный и от успеха или неуспеха их речей зависело многое в смысле авторитета.

–  Будем знакомы, - сказал Иван Михайлович. - Лапшин.

–  Борис! - сказал мальчик покоренастее и посмуглее лицом.

–  Леонид! - представился другой мальчик. И добавил: - Котляренко.

Мальчики сели, и тотчас же опять зазвонил внутренний телефон. Секретарь комсомольской организации милиции Петрусь Овчаренко жалостно просил Лапшина не отказывать "делегатам". Дело было в том, что Шилов уже дважды не по своей вине надувал Дворец пионеров. Первый раз сорвал мероприятие, уехав в Москву, а нынче, как известно Лапшину, заболел. Ребята ничего не знали до самого последнего момента и сегодня толкутся у дежурного бог знает сколько времени.

–  Так, - сказал Лапшин, повесив трубку и вглядываясь в мальчиков. - О чем же, собственно, вы желали бы от меня услышать?

Борис слегка толкнул Леонида локтем, тот посмотрел на Лапшина исподлобья и ответил:

–  Как вы боретесь с преступностью, причины ее в наши дни, а также различные методы работы наших органов безопасности. И примеры, конечно, так, чтобы оживить доклад.

"Ух ты!" - подумал Лапшин, но промолчал.

–  Вообще повседневность угрозыска, ее, то есть его, героические будни, - перебил Борис. - Конечно, мы никакие тезисы вам предложить не можем, просто беседа.

–  А когда же она должна состояться, эта беседа?

–  Как когда? Сейчас. Ребята ждут. Товарищ Шилов нас не предупредил, народ собрался,

положение просто безвыходное получается.

Лапшин усмехнулся и запер сейф. Мальчики тоже поднялись. У Главного штаба они пересекли Невский. Мальчики шагали чуть спереди, Иван Михайлович изредка слышал фразы, которыми они обменивались.

–  Шпага - оружие мужественных! - говорил Леонид, сильно размахивая портфелем. - И не спорь. А хочешь, спросим у товарища Лапшина.

Борис, видимо, не захотел. Погодя Леонид толкнул своего товарища плечом и осведомился:

–  Сколько живет клоп, как по-твоему, Борька?

Борька о клопах знал мало.

–  Человек должен быть энциклопедически образованным, - услышал Лапшин. - Знай, ничтожество, в сухом виде клоп может просуществовать до четырехсот лет...

Лапшину стало смешно и захотелось потолкаться и повозиться с этими мальчишками, вываляться с ними в снегу и забыть свой возраст. Но, разумеется, он ничего этого не сделал, а только спросил:

–  Неужели до четырехсот, товарищ энциклопедист?

–  А вот честное пионерское под салютом всех вождей! - яростно поклялся Леонид. - Своими глазами читал, не верите?

Они дошли до Садовой и остановились, пережидая, покуда проедут грузовики и трамвай.

–  "Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге, вдруг утробным голосом продекламировал Борис. - Для него он составляет все. Чем не блестит эта улица-красавица..."

–  Что это такое? - спросил Лапшин.

–  Как чего? Гоголь - "Невский проспект".

Теперь они шли мимо Публичной библиотеки.

–  Вы разве Гоголя не читали? - спросил Борис. - Гоголя, Николая Васильевича?

–  Гоголя я читал, - задумчиво и немного печально сказал Лапшин. - Читал Гоголя Николая Васильевича, как же, читал...

И вдруг ясно и отчетливо представилось ему, о чем он нынче будет говорить во Дворце пионеров, что он расскажет всем этим Борисам и Леонидам, для чего и зачем произнесет свою речь мальчикам и девочкам в пионерских галстуках. И от сознания того, какой будет его речь, он повеселел, подтащил обоих мальчиков к себе за плечи и повторил:

–  Читал я Гоголя, читал, но не так, как вы, а совсем, совершенно иначе.

–  В связи с каким-нибудь жутким преступлением? - сладострастно осведомился Леонид. - Расскажите, а, Иван Михайлович! Если не нам, то всем, пожалуйста, да? Гоголь дал вам ключ к раскрытию тайны? Там был шифр, да? Может быть только, если девчонки набьются, то вам неудобно будет давать расшифровки шифров?

–  А ты, друг, за меня не волнуйся, - сказал Лапшин. - Я товарищ выдержанный, чего не надо, того не выболтаю.