Один миг вечности, или Экзистенциальная повесть о человеке
Шрифт:
Его имя было Джехути. Это имя он не получал при рождении, оно было выбрано им позднее.
Он жил и рос, учился. Пока не пришли люди, которые хотели его уничтожить, а помешали им другие люди, которые стремились защитить его.
И Джехути жил, а другие вокруг него умирали.
Время щадило его, Джехути знал, что благословлен долголетием.
Однако, спустя еще несколько лет он понял, что не просто прожил долгую жизнь – никогда еще не было подобного, чтобы человек прожил сотни лет и остался молод.
Правда, живя так долго, трудно ничему не научиться.
Как же он ошибался! Через триста лет он просто заходился иной раз от смеха, вспоминая себя в молодости.
Говорят, что некоторые старики к восьмидесяти годам набирают достаточно жизненного опыта, чтобы он перешел в мудрость.
А что бы вы сказали об опыте столетий?
Порой он думал о людях, измученных многолетней болезнью или старостью, желающих найти свой покой. Даже им было бы трудно понять ту усталость, что нес Джехути.
Он улыбнулся и снова перевел взгляд на Берноса. Затем тихо проговорил:
–Друг мой, прежде чем я отвечу тебе, я хочу кое-что показать. Взгляни туда.
Он указал рукой на западный край неба над холмами, где сквозь дырявую мешанину туч проглядывало великое светило.
–Что ты видишь?
Мужчина был нетерпелив, молод и горяч. Он сам был словно винтовка, что сжимала его рука.
–Я вижу голую землю, проклятые тучи и крошечный край солнца. А что видишь ты, мудрец?
–Если я скажу тебе – ты не поймешь, потому что я прожил куда дольше тебя. Но я могу сказать, чего ты не видишь. Ты не видишь надежды, что дарит это солнце.
Запомни, друг мой. Чтобы наслаждаться целым, иногда достаточно видеть лишь часть.
Тогда Бернос спросил его:
–Скажи, мудрец, не знаешь ли ты, почему на нас пало это проклятье, почему нам довелось жить в такую жестокую эпоху? Неужели тяжесть грехов наших предков столь велика? Как случилось, что весь наш разум не уберег нас от катастрофы?
–Прежде, чем я отвечу тебе, Бернос, давай-ка присядем.
Джехути указал рукой на холмик неподалеку. Туда они и направились. Уселись на черную землю с пожухлой травой, после чего Джехути, вздохнув, вынул из своей сумки длинную деревянную курительную трубку, не спеша набил в нее табак и задымил.
Скосил глаза на Берноса, во всем облике которого читалась нетерпеливость, но, тем не менее, молчал.
–Я вижу, друг мой, что тебе не терпится услышать от меня ответ на свой вопрос. Но позволь сначала напомнить тебе: от моего слова мир не станет другим, небо не рассеется, а поля не заполнятся пшеницей. Так почему ты столь тороплив?
Вот тебе совет. Не торопись жить. Иначе однажды ты поймешь, что так торопился, что пропустил все, и останется тебе только горевать и вспоминать ушедшее.
Ты спросил, за что нам такое проклятье? Ты не видел, что сотворили с нашей планетой твои предки. Если ты ищешь грехов, за которые человечество стоило бы наказать, я могу как-нибудь рассказать тебе о тех злодействах, что творили люди, о той безнравственности, что была в обществе. Но я долго жил, и понял, что без этого
Так скажи, нужно ли наказать людей за то, кем они являются? Погоди, не отвечай.
Ты сказал также, что видишь кусок солнца сквозь разорванные облака, обрывки неба и еще что-то. Пойми ты и вот что: за этими облаками всегда есть солнце и голубое небо.
При этих словах он улыбнулся и выпустил колечко дыма.
–Нужно лишь помнить об этом.
Джехути похлопал по плечу Берноса, затем выбил трубку о подошву сапога и убрал ее обратно в сумку.
–Не думай слишком много об этом всем. Мир велик и безграничен, всех его истин не дано постичь ни мне, ни тебе. А сейчас давай вернемся в селение – ведь уже почти стемнело.
По ночам было опасно в одиночку уходить далеко от селений – дикие животные жили здесь в достаточных количествах.
Бернос кивнул и поднялся с земли, отряхнул свои брюки из охряной мешковины, и они побрели в сторону деревни на север по остаткам улицы города, когда-то сиявшего башнями из стекла и бетона.
Часть первая. Перерождение
Игорь
Тонет солнца апельсин
В водах моря чистых
И играет на стене
Зайчиком лучистым.
Воробьи собьются в стаи
Протрубят по-своему,
Полетят в далеки краи.
Сделай все по моему!
Сделай так, как я прошу,
Улетай-ка с ними.
…
Здесь Игорь запнулся и отложил ручку. Что-то сегодня ему положительно не приходило ничего путного в голову! Надо же, что придумал – начать писать стихи, черпая вдохновение из окружающих предметов! Вот сейчас, например, его взгляд упал на старый деревянный стол у стены. Но он и так понимал, что из него стихов хороших не получится.
Гена тряхнул пышной шевелюрой и усмехнулся. Он тоже жил холостяком в соседней квартире и часто заходил к Игорю под разными бытовыми предлогами, всегда оставаясь на чай и поболтать. Тем не менее, дружбы у них не выходило.
–Ну что, как там стихи про попугая?
Он насмешливо кривил губы. Игорь только отмахнулся и снова уставился на предмет спора – маленького волнистого попугайчика в клетке.
Дружба бывает разных видов. Бывает она крепкая и обстоятельная, как у тех мужиков с картинки, которые собираются то в бане, то на рыбалке, то в гараже. А бывает ситуационная, как была у Игоря с Геной – вроде друзей с работы, с которыми общаешься каждый день, но никогда не зовешь домой. Или соседей по дому, которых не пригласишь на день рождения. В общем, ограниченная такая дружба.