Один плюс один
Шрифт:
– Тяжелые повреждения внутренних органов, – сразу перешел к делу врач. – Сломано бедро, несколько ребер, трещина в передней лапе. Что творится внутри – узнаем, когда спадет опухоль. Левый глаз, боюсь, не спасти.
Джесс заметила яркие мазки крови на его голубых пластиковых тапочках и почувствовала, как рука Танзи напряглась в ее руке.
– Но он еще жив?
– Я не хочу напрасно обнадеживать. – Врач говорил очень осторожно, похоже, не раз наблюдал попытки утопающих цепляться за соломинку. – Следующие сорок восемь часов будут критическими.
Танзи застонала
– Давайте отойдем. – Врач взял Джесс под локоть, повернулся спиной к детям и понизил голос. – Должен сказать, что, учитывая тяжесть повреждений, возможно, наиболее гуманно оставить пса в покое.
– Но если он проживет сорок восемь часов?
– У него появится шанс выжить. Но, как я уже говорил, миссис Томас, я не хочу напрасно обнадеживать. Его дела плохи.
Очередь молча наблюдала за ними. Кошки дремали в переносках на коленях, маленькие собачки пыхтели под стульями. Никки смотрел на ветеринара, выпятив подбородок. Вокруг его глаз размазалась тушь.
– И если мы не сложим руки, это обойдется недешево. Ему может понадобиться больше одной операции. Возможно, несколько. Он застрахован?
Джесс покачала головой.
Ветеринар явно испытывал неловкость.
– Должен предупредить вас, что лечение обойдется в значительную сумму. И гарантии выздоровления нет. Очень важно, чтобы вы это поняли, прежде чем что-либо решать.
Нормана спас ее сосед, Найджел. Он выбежал из дома с двумя одеялами, одним укутал дрожащую Танзи, другим накрыл тело пса. Велел Джесс идти в дом. Увести детей. Он бережно натянул клетчатый плед на голову Нормана, замер и спросил Натали:
– Ты это видишь?
Сначала она его не услышала из-за гула толпы, приглушенного воя Танзи и плача детей, которые не были знакомы с Норманом, но прекрасно понимали, как это печально – собака, неподвижно лежащая на дороге.
– Натали? Его язык. Смотри! По-моему, он дышит. Вот что, поднимите его. Отнесите в машину. Скорее!
Поднять пса получилось только втроем. Соседи осторожно уложили его на заднее сиденье машины и помчались в большую ветеринарную клинику на окраине города. До мистера Миллера на перекрестке было ближе, но в клинике была операционная и прямая связь со всевозможными специалистами. Натали баюкала Нормана, сидя на полу на корточках и поддерживая его голову. Джесс была искренне благодарна, что Найджел даже не заикнулся о крови на обивке сидений. Соседи позвонили из ветеринарной клиники и сказали приезжать как можно скорее. Под курткой на Джесс до сих пор была пижама.
– Так что вы решили?
Лиза Риттер однажды рассказала Джесс, как у ее мужа сорвалась крупная сделка. «Одолжишь пять тысяч, не сможешь вернуть, и это твоя проблема, – процитировала она. – Одолжишь пять миллионов, и это проблема банка».
Джесс взглянула на умоляющее лицо дочери. На открытое лицо Никки, на котором были написаны горе, любовь и страх, которые он наконец научился выражать. Только она может все исправить. Она всегда будет единственной, кто может все исправить.
– Делайте, что нужно, – сказала она. – Я найду деньги. Вперед.
Короткая пауза поведала,
– В таком случае идем, – сказал он. – Вы должны подписать кое-какие бумаги.
Найджел отвез их домой. Она пыталась дать ему денег, но он отмахнулся: «Для чего еще нужны соседи?» Белинда плакала, когда вышла поздороваться с ними.
– Все нормально, – пробормотала Джесс, обнимая дрожавшую Танзи. – Все нормально. Спасибо.
Ветеринар сказал, что позвонит, если произойдут какие-либо изменения.
Джесс не стала отсылать детей спать. Вряд ли им стоит сидеть в одиночестве в своих комнатах. Она заперла дверь, закрыла ее на две задвижки и включила старый фильм. Обошла дом, проверила все окна, задернула занавески и подперла стулом ручку задней двери – для ровного счета. Приготовила три кружки какао, отнесла вниз свое одеяло и закуталась в него вместе с детьми. Они смотрели в телевизор невидящими глазами, и каждый думал о своем. Истово молясь, чтобы телефон не зазвонил.
34. Никки
Это история семьи, которой нигде не было места. Маленькой девочки, которая была немного странной и тронутой и любила математику больше косметики. И парня, который любил косметику и не мог найти свое племя. Знаете, что случается с семьями, которым нигде нет места? Они гибнут, разоряются и тоскуют. Не ждите счастливого конца, ребята.
Мама больше не лежит в кровати, но я видел, как она украдкой вытирает глаза, когда моет посуду или поглядывает на корзинку Нормана. Она все время чем-то занята: работает, убирается, наводит порядок в доме. Опустив голову и выпятив подбородок. Она собрала целых три коробки книг в бумажных обложках и отнесла обратно в благотворительный магазин – мол, у нее нет времени читать, и к тому же глупо верить во всякие выдумки.
Я скучаю по Норману. Очень странно, что можно скучать по тому, на кого постоянно жаловался. В нашем доме непривычно тихо без него. Но после того, как первые сорок восемь часов прошли, мистер Адамсон сказал, что у Нормана есть шанс, и мы радостно завопили в телефонную трубку, я начал волноваться о другом. Вчера вечером мы сидели на диване. Танзи отправилась спать, телефон так и не зазвонил, и я сказал маме:
– И что нам теперь делать? – (Она оторвала взгляд от телевизора.) – Я имею в виду, если он выживет.
Она протяжно выдохнула, как будто раньше не задумывалась об этом. И сказала:
– Знаешь что, Никки? У нас не было выбора. Он пес Танзи, и он спас ее. Если нет выбора, все довольно просто.
Похоже, она действительно в это верит, и это было довольно просто, но очередной долг лег на ее плечи новым бременем. С каждой новой проблемой она становится чуть более старой, приземистой и усталой.
О мистере Николсе Джесс не говорит.
Я не мог поверить, что после того, что между ними было, все может так закончиться. Только что они казались по-настоящему счастливыми и вдруг разбежались. Я думал, у взрослых таких проблем не бывает. Ну и смысл взрослеть?