Один плюс один
Шрифт:
Никки прочел статью из местной газеты вслух за чаем. Все мгновение помолчали, не веря собственным ушам.
– Там правда написано, что Фишерам придется уехать?
– Именно так и написано, – подтвердил Никки.
– Но что с ними будет? – спросила Джесс, не донеся вилку до рта.
– Ну, здесь написано, что они собираются переехать в Суррей, где живет его зять.
– В Суррей? Но…
– Жилищно-строительная ассоциация больше за них не отвечает. Ни за кого из них. Ни за Джейсона Фишера. Ни за его кузена и его семью. Они переедут к какому-то дяде. Но самое замечательное –
Джесс прочла статью дважды, просто чтобы убедиться, что Никки все правильно понял. Что она все правильно поняла.
– Их и правда арестуют, если они вернутся?
– Видишь, мама? – Никки жевал кусок хлеба. – Ты была права. Все может измениться.
Джесс замерла. Она посмотрела на газету, затем на него. До нее постепенно дошло, как он ее назвал, и она увидела, как он краснеет, надеясь, что Джесс не поднимет из-за этого шума. Так что она сглотнула, вытерла глаза ладонями и с минуту смотрела в тарелку, прежде чем вернуться к еде.
– Ладно, – сипло сказала она. – Что ж. Это хорошая новость. Очень хорошая новость.
– Ты действительно думаешь, что все может измениться? – Глаза Танзи были большими, темными и настороженными.
Джесс положила вилку и нож:
– Наверное, милая. В смысле, у всех бывают черные полосы. Но да, я так думаю.
Танзи посмотрела на Никки, затем снова на Джесс и вернулась к еде.
Жизнь продолжалась. Джесс сходила в «Перья» в субботу в обед, причем последние двадцать ярдов она шла, старательно скрывая, что прихрамывает. В душе она молилась, чтобы ее приняли обратно. Дес сообщил ей, что взял на работу девушку из «Парижа».
– Не из настоящего Парижа, разумеется. Я не миллионер.
– А она умеет разбирать сломанные насосы? – спросила Джесс. – Сможет починить бак в мужском туалете?
Дес оперся о барную стойку.
– Возможно, и нет, Джесс. – Он провел пухлой рукой по волосам, длинным сзади и коротким по бокам. – Но мне нужен кто-то надежный. Ты не надежна.
– Да ладно, Дес. Одна пропущенная неделя за два года. Пожалуйста! Мне нужна эта работа. Очень нужна.
Дес сказал, что подумает.
Дети снова пошли в школу. Танзи требовала, чтобы Джесс забирала ее каждый день. Никки больше не приходилось будить по шесть раз. Когда Джесс выходила из душа, он уже завтракал. Он не просил ее сходить за новым рецептом на седативные препараты. Стрелки на его глазах были безупречно остры.
– Я тут подумал… Может, все-таки останусь в шестом классе Макартурз. Смогу присматривать за Танзи, когда она пойдет в среднюю школу.
Джесс заморгала:
– Отличная мысль.
Они с Натали убирались, обмениваясь сплетнями о последних днях Фишеров. Якобы те выдрали все розетки из стен и пробили дыры в штукатурке на кухне, прежде чем съехать из дома на Плезант-Вью. Воскресной ночью неизвестные лица – Натали закатила глаза – подожгли матрас рядом с офисом жилищно-строительной ассоциации.
– Но тебе, наверное, полегчало? –
– Конечно, – ответила Джесс.
Натали выпрямилась и потерла поясницу.
– Все забываю спросить… Каково это – съездить в такую даль с мистером Николсом? Наверное, странно.
Джесс наклонилась над раковиной и помолчала, глядя в окно на бесконечный полумесяц моря.
– Нормально.
– Наверное, ты не знала, что ему сказать, пока вы сидели в машине? Я бы точно не знала.
Глаза Джесс защипало от слез, и ей пришлось притвориться, будто она скребет невидимое пятнышко на нержавеющей стали.
– Нет, – сказала она. – Как ни странно, я знала.
Дело в том, что отсутствие Эда казалось Джесс толстым одеялом, укутавшим мир. Она тосковала по его улыбке, губам, коже, дорожке мягких темных волос, ведущей к пупку. Тосковала по тому, что рядом с ним ощущала себя более привлекательной, более сексуальной, более живой. Тосковала по ощущению, будто все возможно. Она была не в силах поверить, что утрата человека, которого она знала так мало, может казаться утратой части себя, из-за которой еда теряет вкус, цвета тускнеют. Иногда, когда Никки ложился спать, Джесс не отправлялась в свою слишком большую кровать, а дремала на диване перед телевизором, прижав колени к груди в попытке избавиться от ощущения пустоты внутри.
Теперь Джесс понимала, что, когда Марти ушел, все ее чувства были связаны с практическими проблемами. Она ощущала себя в безопасности. Она волновалась, чт'o почувствуют дети из-за его ухода. Беспокоилась о деньгах, о том, кто присмотрит за детьми, если ей придется работать в вечернюю смену в пабе, кто вынесет мусор в четверг. Но главным образом испытывала смутное облегчение оттого, что больше не подвластна его капризам. Не должна выступать в роли посредника между Марти и детьми. Не должна цепляться за опостылевшие отношения.
Больше всего ее мучило то, что человек, который видел в ней самое лучшее, теперь думает о ней самое плохое. Для Эда она теперь ничуть не лучше людей, которые подвели его, испортили ему жизнь. В действительности она, наверное, даже хуже. И это только ее вина. Отрицать невозможно. Это только ее вина.
Она размышляла об этом три ночи и написала Эду письмо.
Один опрометчивый шаг, и я стала тем, кем всегда учила детей не быть. Все мы рано или поздно проходим проверку, и я провалилась.
Прости.
Мне тебя не хватает.
P. S. Я знаю, что ты не поверишь. Но я с самого начала собиралась вернуть долг.
Она вложила в конверт номер своего телефона и двадцать фунтов, надписав: «Первый взнос». Отдала конверт Натали и попросила положить в почту мистера Николса на стойке администратора «Бичфранта». На следующий день подруга сказала, что рядом с номером два появилась табличка «Продается». Натали проследила за реакцией Джесс и перестала задавать вопросы о мистере Николсе.