Один прекрасный вечер
Шрифт:
– Прекратите. – Она задыхалась. – Вы обещали, что будете заботиться о моей репутации.
Он поднял голову, посмотрел на нее сверху вниз и улыбнулся.
Его улыбка очаровывала и обольщала.
О нет. Она даже представить себе не могла, что он умеет так улыбаться. Казалось, он получает удовольствие, когда смотрит на нее, и хочет, чтобы она разделила с ним это удовольствие.
О нет!
Ибо он дарил ей удовольствие. Всего лишь обняв ее и улыбнувшись ей, он лишил
Смятение обрело голос.
– О нет!
Однако она не смогла его разубедить.
– Да. – Он привлек ее к себе, так близко, что она ощутила его тепло от бедер до груди. – Это кажется невозможным, верно?
– О чем вы говорите? – Не может быть, чтобы он прочел ее мысли. Тогда дела ее совсем плохи.
Но он прочел ее мысли.
– Что мы с вами можем быть так похожи, когда едва, знаем друг друга. Как вы думаете, что делает нас такими похожими?
– Мы не похожи. – Он насмешливо взглянул на нее и сказал:
– Похожий жизненный опыт.
– У нас нет ничего общего.
– Мы оба выросли в привилегированных семьях и, столкнувшись с жестокостью этого мира, оказались совершенно неподготовленными к тому, с чем пришлось столкнуться. И некому было нас поддержать. Мы были одиноки в своем отчаянии.
О нет! Но он говорил правду. То, что она пережила. И то, что она хотела услышать.
Он знал о том, как ей было трудно и горько. Он ее понимал. Он предлагал ей сочувствие. Только она не могла его принять. У нее не было иного выбора.
– О чем вы говорите? – с вызовом спросила она. – Притворяетесь, что сочувствуете мне? Ведь вы не верите ни единому моему слову.
– Так убедите меня. – И стремительно, не дав ей опомниться, прижался губами к ее губам.
Губы его были на вид как шелк, но на ощупь оказались прохладными и гладкими, как полированный мрамор. Они скользнули по ее губам, вызвав возбуждение. Ей показалось, будто ее девичья мечты сбылись, будто статуи во дворце ее отца вдруг ожили.
Она закрыла глаза.
Он ласкал губами ее губы так, словно их сочная мякоть ласкала его вкус, и она получала не меньше удовольствия от прикосновения его губ. Она хотела узнать его на вкус всего, каждый дюйм его рта, каждый дюйм его ароматного, невыносимо желанного тела.
Ладони Хепберна жадно заскользили по ее спине вниз, к ягодицам, и он прижал ее к себе так, что ее бедра вжались в его бедра, и тогда в ней проснулось нечто от падшей женщины, внизу живота она почувствовала тугой ком, и ком подступил к горлу.
Она попыталась оттолкнуть Роберта, но это оказалось выше ее сил, зато прикосновение к его груди вызвало новый всплеск ощущений. Жар его тела жег ее ладони сквозь
И эта ее нечаянная ласка подействовала на него, словно весеннее солнышко на истосковавшуюся по теплу землю. Его объятия стали еще крепче. Он со стоном проник языком в недра ее рта. Колени ее подкосились. Желание росло с каждой минутой.
То был настоящий пир, изумительное богатство ощущений. Этот запах – смесь лимонного мыла с ничем не сравнимым запахом мужского возбуждения – пьянил, как пары бренди. Вкус его поцелуя возбуждал в ней потребности, о которых она и не подозревала. Каждое влажное касание его языка, казалось, приближало его к ней, дарило ей сакральное знание о том, что составляло его сущность. Казалось, его дыхание слилось с ее дыханием, каждый удар ее сердца эхом отдавался в его груди. Роберт был первым мужчиной в ее жизни.
Он скользнул ладонями вдоль ее рук и, приподняв их, положил к себе на плечи. Она вдавила пальцы в его плечи и застонала от восторга. Она позволила ему еще глубже проникнуть в себя, а потом стыдливо поцеловала в ответ. Языки их сплелись в борьбе за блаженство, в стремлении подарить блаженство другому, пока соперник не сдастся, устав от борьбы.
Когда Клариса вся обмякла в его объятиях, вцепившись в него и боясь отпустить, он поднял голову и хриплым шепотом произнес:
– Обещайте сделать то, о чем я вас прошу.
Она с трудом подняла отяжелевшие веки, все ещё во власти его поцелуя.
– Что? – спросила она словно во сне. Покрыв поцелуями ее щеки, нос, шею, он сказал:
– Скажи, что устроишь этот маскарад… для меня.
Но хотя он мастерски владел искусством обольщения, кое-что ему не удалось. Не все в этом мире можно подделать, есть то, что подделать невозможно: дымка желания не застила его глаза, они смотрели ясно и пристально, и под скулами играли желваки. Он все тщательно обдумал и взвесил и решил, что она не устоит перед чувственным искушением. Он считал ее шлюхой!
Мозг Кларисы немедленно включился в работу, и включение это оказалось сродни удару кулаком между глаз. Клариса резко выпрямилась.
– Вы… вы негодяй! – Она с силой пырнула его локтем в живот.
Задохнувшись от резкой боли, он отпустил ее и отступил на полшага.
Клариса прислонилась спиной к стене. Обида, досада, возмущение жгли ее изнутри.
– Вы… вы все это нарочно подстроили. Вы ради этого и поцеловали меня. Думали, я размякну от ваших нежностей и вы сможете лепить из меня все, что вам заблагорассудится?