Один счастливый остров
Шрифт:
— Господи, Юсси! Это же громкая история! Все время новые трупы!
— Гита, ты, кажется, не ловишь суть. Мы каждый день талдычим одно и то же. Новые трупы, ни один не опознан, полиция не комментирует, бла-бла-бла. Мы не даем ничего нового,черт его дери! Слушателям нынче все быстро надоедает, они думают — я это уже слышал, и переключаются на коммерческие каналы. Все не как раньше. Теперь у нас эта проклятая конкуренция, надо учитывать!
— Тогда давай найдем новый аспект! Я хочу копнуть поглубже. Нельзя это просто так оставить.
—
— Послушай, Юсси… Тебе что, кто-то велел молчать?
— Разговор окончен, Гита. Будет, как я сказал. Пока!
Гита стоит на парковке с мобильником в руке, на дисплее светится значок окончания разговора. Она медленно складывает телефон, прислоняется к дверце автомобиля, поднимает взгляд в небо. Небо голубое, без единого облачка.
«ЭЛЕАНОР РИГБИ»
На этот раз девочка, которая у Юдит, не ждала ее возвращения на причале, и это было странно: обычно девочка бросалась к ней, словно щенок, как только лодка причаливала; волосы, собранные в хвост, так и хлестали по спине.
Юдит подменяла в хлеву Сив и Вальдемара из Вестергорда, которые уехали на несколько дней; утром и вечером она отправлялась на Фагерё, чтобы подоить коров, и эта работа ей нравилась. Накануне вечером, причалив в Тунхамне, она увидела нечто необычное: у гавани стоял трактор Коробейника с прицепом, откуда сам Коробейник и его сыновья выгружали деревянные ящики — простые, из необструганных досок, длиной в метр. Юдит, стоящей на пристани, показалось, что она даже чует запах сосновой смолы и свежей древесины. Коробейник и сыновья носили ящики на дальнюю часть площадки при гавани, отгороженную белой строительной пленкой.
Юдит пришвартовала лодку, вывела мопед с прицепом из сарайчика Готфрида и отправилась прочь. Странному занятию Коробейника в свое время будет дано объяснение, а пока в нашем рассказе речь вдет о Юдит и о том, как на следующее утро она вернулась на Аспшер, подоив коров в Вестергорде и выпустив их на пастбище, а девочка не встретила ее на причале. И дома девочки тоже не было — ни в ее комнате, ни в туалете, нигде; Юдит искала ее в лодочном сарае, в пустом хлеву и в бане, но и там девочки не оказалось.
— Анна! Анна! — кричала Юдит. Анной звали девочку.
Юдит вслушивалась, ожидая ответа, но слышала только крики чаек, гул моря и тяжелые удары прибоя о скалы.
Смертная тоска вонзила красный клюв в грудь Юдит.
Она дико озиралась по сторонам, словно охваченная паникой. Затем заставила себя сделать глубокий вдох и спокойно, серьезно подумать, перебрав все возможности. А их было немного: лодка с подвесным мотором была в гавани, да девочка и не отправилась бы в море одна. Она ловкая, как коза, и все скалы и расщелины Аспшера знает как свои пять пальцев. У берега она осторожна. Значит, просто прячется, решила
Она взобралась на холм за домом, на самую высокую точку Аспшера; сердце колотилось, страх пронзал грудь раз за разом. Откуда взялась эта острая смертная тоска?
Аспшер — небольшой остров. Юдит нашла девочку довольно быстро.
Она была на мысу в южной части острова, куда обычно не ходила — южная оконечность была сплошь обрывами и осколками скал. Здесь было царство гагарок: словно ворчливые пожилые господа в черных фраках и накрахмаленных рубашках, они стояли на выступах скал и камнях, спокойные, исполненные достоинства. На девочку они не обращали ни малейшего внимания, будто понимая, что она не опасна.
Девочка сидела на плоском камне почти у самой воды и держала в руках что-то обмотанное шалью — русской шалью с печатным рисунком из роз и длинной бахромой. Эта шаль была у девочки, когда Юдит взяла ее к себе. Шаль принадлежала матери девочки.
Гагарки забеспокоились, заметив Юдит: их хрюкающие, словно обиженные голоса стали громче. Девочка даже не взглянула на Юдит, она сидела, склонив голову над свертком, который прижала к груди, и чуть покачиваясь. Она чуть слышно напевала.
«Наверное, нашла на берегу куклу, — подумала Юдит. — Прибитую к берегу куклу с белой фарфоровой головой. Играет, хоть и великовата для игр. Впрочем, она ведь как дитя. Нельзя на нее сердиться».
Так думала Юдит. Но, не успев домыслить, она увидела, что ошибается.
К груди девочка прижимала вовсе не куклу.
Наверное, Юдит закричала.
Гагарки взметнулись в воздух, будто черные ракеты, и понеслись прочь над морем, со свистом рассекая воздух крыльями. Девочка подняла голову и почти сердито произнесла:
— Ты спугнула птиц.
Юдит перевела дыхание, в горле саднило. Она оперлась о скалу. Ей с трудом удалось стать обычной Юдит.
— Ты где нашла — это? — наконец спросила она, почувствовав, что голос уже не сорвется.
— Она лежала в воде. Вы уехали, а я слышу — чайки кричат, дай, думаю, пойду посмотрю.
Юдит присела на корточки рядом с девочкой, облизнула губы. Девочка мягко покачивала тельце, завернутое в шаль, и ее глаза, необычайно большие, непривычно сверкали. В складках шали виднелась маленькая ручка — маленькие пальчики, крошечные ноготки.
— Анна, ты понимаешь… ты понимаешь, что это такое?
— Чего ж тут не понять? — огрызнулась девочка, поразив Юдит тоном, прежде неслыханным. — Ребенок мертвый.
— Тс-с-с! Не говори так. Слова какие ужасные.
— Как думаете, сколько ей? И года, поди, не было.
— Анна, послушай!
— Кто ж с ней это сотворил? Зачем же крошечке такой помирать, зачем ее в море бросили? Вся жизнь была впереди! Скажите, Юдит, зачем?
— Слушай меня, а то по щекам нашлепаю! — завопила Юдит.
Девочка умолкла. Она смотрела на Юдит большими, сверкающими, какими-то новыми глазами, не отводя взгляда. И Юдит стало ясно — девочке больше не страшно.