Один шаг в Зазеркалье. Герметическая школа (Книга первая)
Шрифт:
– Отлично, – сказал Норман, – потому что у нас не хватает рабочих рук. Аркадий по непонятным причинам решил остаться в Москве.
Я ловил на себе любопытствующие взгляды музыкантов. До меня донеслась реплика одного из них: “Сколько же всего оруженосцев у Джи? Вот уже и второй приехал помогать”. К нам подошел, как я догадался, Петраков.
– Пошли, – коротко сказал он. – Вагон с реквизитом здесь неподалеку стоит.
Мы быстро выгрузили втроем полторы тонны аппаратуры “Кадарсиса” и, уложив ее затем в подъехавший автобус
– Дворец культуры железнодорожников, – сказал Джи, – это хороший знак. Знаешь ли ты, о брат Касьян, что Шмаков, написавший “Пневматологию”, был инженером путей сообщения? Это высокий уровень бытия, если иметь в виду, что пути нужно прокладывать не только на “толстом”, но и на тонком плане.
– Это что, – спросил вдруг Петраков, что-то уловив из слов Джи, – про болезни легких, что ли?
– Нет, – вежливо ответил Джи, – это книга о духовном. Пневма – значит Дух.
– А-а-а, – и Петраков отвернулся, тут же потеряв интерес.
“Безнадежно заблудший человек, – подумал я, – никогда ему не придется узнать о Просветлении”. Выгрузив ящики в кармане сцены, я стал помогать Джи распаковывать их и оттаскивать на сцену аппаратуру.
Тут на сцене появились улыбающиеся музыканты во главе с озабоченным Норманом, и вскоре началась репетиция. Я пристроился в углу за кулисами сцены, где горела небольшая лампочка, и делал записи в дневнике. Мне не хотелось ни с кем общаться, я вспоминал день, проведенный у Ники. Обида на острые уколы, которые наносил Джи во все мои болезненные точки, рассеялась, и я думал, что не встречал еще девушки привлекательней и романтичней, чем она. Джи сидел на стуле у занавеса и наблюдал за происходящим. Я ощутил, как из него излучается в окружающее пространство легкая тонкая энергия. Внезапно серая бессмысленная атмосфера сцены распалась на клочья тяжелого тумана и исчезла, а откуда-то сверху словно опустилась многоцветная радуга вращающихся энергий.
Я невольно потер глаза и огляделся: Джи отрешенно что – то писал в небольшом блокноте. В это время на сцене появилась Ника и легкой походкой подошла ко мне:
– Наконец-то я вас отыскала. Мне необходимо переговорить с Джи...
Я заметил, что барабанщик не может оторвать от нее взгляд. Вдруг раздался резкий голос Нормана:
– Да что же вы, Алексей, опять отвлекаетесь на молодых барышень? Когда же вы наконец научитесь играть вместе с другими, а не только с самим собой? Давайте-ка еще: раз, два... – и снова полился легкий джаз, наполнивший меня бодростью и ясностью.
– Кто эта замечательная красотка? – спросил подбежавший Петраков. – Я в жизни не встречал такую женщину! Может, ты меня познакомишь с ней? Я хочу пригласить ее в кафе.
– Ну-ка притормози, обслуга! – бросил ему барабанщик. –
Эта роскошная девушка только для избранных! А ты со свиным рылом не лезь в калашный
– Не хотите ли сегодня, после концерта, посидеть в хорошем ресторане?
– С удовольствием, – ответила Ника.
– Ты еще пожалеешь, что перешел мне дорогу, – огрызнулся Петраков и, отойдя в сторону, пробурчал:
– На следующей репетиции пара твоих барабанов будет с дыркой.
А мне и Джи он добавил с ухмылкой:
– Придется вам как миленьким сидеть на сцене до самого концерта – двери-то не закрываются.
Джи спокойно согласился, и я тоже не стал протестовать.
– Посторожи-ка, любезный Касьянчик, сцену, – заметил Джи, – а мы с Никой прогуляемся по “дворцу”.
Оставшись один, я зарисовал расположение аппаратуры на сцене, чтобы расставлять ее, не завися от Петракова, и снова вернулся к дневнику. Постепенно стали собираться музыканты. Первым пришел небольшого роста, молодой, но уже с бородой и лысиной, саксофонист Жорж.
– Почему это вы за Джи ездите? – спросил он с любопытством, возясь со своим саксофоном.
– Пополнить октаву впечатлений, – ответил я без особого интереса, глядя на его приветливое, но далекое от чего бы то ни было потустороннего лицо.
– Как же, – вступил вдруг появившийся барабанщик, – пополнить... поездить... Нашел дурачков! Джи у них вроде как гуру.
Но тут появились остальные музыканты во главе с Норманом, и я был избавлен от дальнейших расспросов. Началась репетиция, которая была прервана приходом администратора:
– Норман Николаевич, фойе уже переполнено. Мы бы хотели открыть зал...
– Никогда не удается спокойно отрепетировать новую пьесу, – драматически сказал Норман. – Тираническая власть публики. Ну, да пускайте уж.
Музыканты ушли, а я, сидя за кулисой, рассматривал нарядно одетую, интеллектуально-артистического вида публику, заполнившую зал. Я уловил чье-то присутствие и обернулся. Это Джи бесшумно возник рядом со мной.
– Я усадил Нику в зале, – сказал он. – После концерта мы спрячем ценную аппаратуру в артистической и продолжим нашу вечернюю программу. А во время концерта можем сразиться с тобой в шахматы.
– Барабанщик вот пригласил Нику в ресторан... – недовольно буркнул я в ответ.
Джи только улыбнулся и достал шахматы.
После концерта мы быстро управились с аппаратурой. Ника уже ждала нас у входа, а барабанщик ходил возле нее кругами, пытаясь увести ее подальше от нас. Улицы сияли красно – сине-желтыми огнями; везде шумели толпы джазовой молодежи.
– Я хочу везде успеть, – говорила Ника. – Сегодня вечером выступает около десяти групп одновременно.
– А как же твое обещание провести вечер со мной? – вмешался барабанщик.
– Ты можешь присоединиться к нам, – ответил ему Джи и, обращаясь к Нике, добавил: