Один шанс из тысячи

Тимофеев Владимир

— Уверена.

Я не стал с ней спорить.

Она была абсолютно права. А я — нет.

Решение удалось отыскать ближе к утру. К этому времени Лиза давно спала, прямо в кресле, так и не покинув свой «боевой пост».

Прокол можно было и вправду расширить. Примерно раз в десять. Вполне хватит, чтобы проехать во внешний мир на УАЗе. Всё дело в резонансе. Но обеспечить его можно только один раз, потому что у меня остался только один флибр-комплект.

Из пяти, купленных у Михалыча, два я потратил на эксперименты, еще два — чтобы оказаться здесь. Последний приберегал на самый крайний случай. И вот этот случай настал. Если флибр-регистратор использовать не как регистратор, а как вторичный источник, возникает положительная обратная связь и прокол начинает быстро расти. Главное — уловить момент, когда резонанс достигнет предела и переход между двумя «мирами» разрушится. По расчетам, этот момент наступал минут через двадцать после включения. Поэтому нам требовалось проехать наружу не раньше, чем за минуту, и не позже чем за тридцать секунд до коллапса, когда проход уже в достаточной мере широк, но ещё остается стабильным.

Задача, пусть трудная, но выполнимая.

Готовиться мы стали, когда Лиза проснулась. Чтобы собрать в машину всё ценное, понадобилось четыре часа. Жалко, конечно, бросать хозяйство, всё, что успели нажить за эти пять месяцев, но — делать нечего, решили, значит, решили.

Сейчас практически всё готово к отъезду. Регистратор я уже зарядил, машину заправил, осталось только перенести эту запись на титановую пластину и положить в куб. А потом…

Словом, если других записей в дневнике не окажется, значит, нам всё удалось…

Есть, впрочем, и другой вариант, но о нем я говорить не хочу.

Надоело всё время думать о худшем.

Лучше быть оптимистом.

Думаю, они живут дольше…

(из дневника А. Н. Трифонова)'

Россия. Мобильный Резервный Центр Управления Обороной (12.05.2019 г.)

— Это была последняя запись?

— Последняя.

— Значит, они всё-таки выбрались из пузыря?

— Видимо, так. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь.

Президент пристально посмотрел на академика:

— Скажите, Владимир Евгеньевич, а вы сами не хотели бы так же как Трифонов? Ну, в смысле, туда и обратно.

Ученый усмехнулся.

— Знаете, я как раз хотел попросить вас включить меня в одну из групп. Просто не могу удержаться. Очень хочется попробовать всё самому.

— Странно. Когда я предложил то же самое товарищам из Сколково и ВШЭ, они энтузиазма не проявили. Хотя, казалось бы, где ещё можно найти такие научные перспективы, как не в проекте «Надежда»?

— Я не могу никого из них осуждать, — вздохнул академик. — Просто они не настолько одержимы наукой, как… как, например, Трифонов.

— Дело не в науке, Владимир Евгеньевич, — покачал головой глава государства. — Дело, как это ни банально звучит, в воспитании.

«Не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спрашивай, что ты можешь сделать для своей страны». Пусть это сказал не русский, а американец[1], но я согласен с ним целиком и полностью. Поэтому…

Ученый подался вперёд.

— Поэтому, — продолжил президент, — ни я, ни вы в прошлое не отправимся. Наше дело — готовить тех, кому повезёт больше. Групп будет много, работы хватит на всех.

— Вы уверены, что они справятся?

— А вы?

— Надеюсь.

— Вот именно.

Руководитель страны встал и прошелся по «кабинету». Сегодня это была просто палатка. Внутри находилось только два человека. Два президента. Один возглавлял государство, второй науку.

— Проект «Надежда» поэтому и называется так, а не по-другому. Мы можем только надеяться, но не можем никак повлиять. Конечно, группы заброски будут обеспечены всем необходимым, но, кто знает, что случится потом. Сумеют ли они, попав в прошлое, исполнить свои задачи на сто процентов? Не выйдет ли так, что следующие поколения попросту плюнут на всё и начнут жить, как им хочется, а не так, как должны? Что будет с нами и миром, если они не построят другую, новую цивилизацию, более умную, совершенную, справедливую, способную противостоять угрозам извне, готовую прийти на помощь предкам-потомкам? Как думаете, Владимир Евгеньевич? Получится?

— Увы, Владимир Владимирович. Я не пророк и знать этого не могу. Сегодня я могу гарантировать только то, что группы на самом деле попадут в прошлое. Мы изготовили больше двухсот «генераторов Трифонова». Опыты показали, что они, действительно, вызывают сдвиги, каждый по два километра в диаметре, что полностью соответствует теории мерцающих сбросов. Мы наблюдали и неизвестные аппараты на околоземной орбите. Достать их, к несчастью, нельзя. Военные говорят, у нас просто нет таких средств…

— Будет время, будут и средства, — пообещал президент. — Жаль только, времени, как всегда, не хватает, и не хватает катастрофически. Поэтому основным вариантом мы запускаем сейчас заброски в прошлое. Однако это не панацея. Ещё не факт, что заброски сработают. Я помню, вы сами не так давно утверждали, что даже в случае успеха мы можем его не увидеть.

— Я и сейчас утверждаю. Серьезные изменения истории должны вызывать ветвление времени, поэтому наши заброшенные в прошлое группы, если им повезет, могут инициировать рождение нового мира, параллельного нашему. То есть, мы можем запросто оказаться в разных мирах, пусть и похожих, но разных.

— Но это пока только гипотеза. Так?

— Так, — кивнул академик. — Пока не подтверждено обратное, это гипотеза. Однако, увы, сегодня всё говорит за то, что она верна.

— Значит, шансов практически нет?

— Я этого не говорил. Шанс есть всегда. Если Трифонов сумел отыскать выход из своего «пузыря», то почему бы нашим потомкам из прошлого не отыскать проход между двумя мирами? Разве это не шанс? Шанс. Пусть и не очень большой.

— Один шанс из тысячи, — задумчиво проговорил президент.

— Скорее, из миллиона, — развёл руками учёный…

Конец второй книги

[1] Цитата принадлежит Джону Кеннеди, 35-му президенту США.