Один толстый англичанин
Шрифт:
– Ты сегодня рано. Как прошла лекция?
– Что значит: «Как прошла лекция»? Ты разве там не была?
– Нет, не была. Мне ужасно жаль, я очень хотела пойти, но девушке, которая всегда приходит посидеть с Артуром, надо было закончить работу с каким-то документом в библиотеке, а вызывать еще кого-то было уже поздно. Я правда очень хотела пойти. Ну, как все-таки прошла лекция?
– Как прошла? Да никак. Лекция не состоялась.
В этот самый момент из кухни появился Эрнст с разобранной механической игрушкой в руках. Услышав последние слова Роджера, он как будто удивился. Элен отложила журнал и потянулась за сигаретами.
– Почему
– Нет, я совершенно здоров и в полном порядке, – ответил Роджер. На самом же деле он был совершенно раздавлен явным безразличием Элен, которая не сочла нужным побывать на его выступлении (почему бы, например, Эрнсту было не посидеть с ребенком), но и не слишком удивлен. Однако он был уверен, что способен сейчас извлечь максимум для себя из разоблачений, которые собирался сделать, причем не теряя самообладания. Конечно, всегда забавней устроить бучу, разойтись как следует, поорать, но польза от скандала, как известно, не слишком велика, тем более что родители, как правило, чувствуют себя оскорбленными в лучших чувствах, когда кто-то посторонний пытается в чем-то обвинить их чадо.
Элен и Эрнст переглянулись и недоуменно уставились на Роджера, который с надлежащей такому случаю торжественностью направился к сапожной скамье, поставил на нее портфель и раскрыл его. Медленно достав комикс, он поднял его, демонстрируя аудитории, и откашлялся, словно действительно собирался прочесть лекцию.
– Вот что, – сказал он, – вот что я обнаружил, когда сунулся в портфель, чтобы достать свои конспекты и прочие материалы к лекции, перед тем как появиться перед слушателями. Конспекты исчезли – хотя я совершенно уверен, что почти точно знаю, где они. Но к этому мы еще вернемся. Так или иначе, но поскольку стало совершенно ясно, что мое появление перед аудиторией невозможно, я так и заявил этому старому олуху Пэрришу, что не буду выступать, и ушел. По дороге пропустил пару стаканчиков в каком-то баре и поехал сюда. Я сказал Пэрришу, что мог бы пообедать с ним, как обещал, но, говоря по правде, у меня нет настроения.
– Но разве, – неуверенно сказала Элен, – нельзя было просто выйти к людям и что-нибудь сказать без всякой подготовки, экспромтом? Ведь ты, кажется, собираешься опубликовать статью на эту тему? Наверняка знаешь предмет как свои пять пальцев – уж для лекции бы вполне…
– Нет, Элен, – вмешался Эрнст, – тут Роджер прав на все сто процентов. Каждый отдельный случай требует совершенно определенной подготовки. Если лекция выстраивается по определенному принципу, подбирается определенный соответствующий материал, то и должно следовать…
– Но все те люди, которые пришли, чтобы послушать лекцию, они ведь ждали…
– …возможность непринужденного, неформального выступления, конечно, при соответствующем предупреждении…
– …не было бы ничего страшного, все остались бы очень довольны…
– …на самом деле против любой импровизации…
– …заставлять их возвращаться домой, даже не…
– …нечто такое, что просто невозможно…
– …поступать с ними так жестоко.
– …подобно телевидению.
Роджер решил, что пора вмешаться, чтобы вновь направить разговор в нужное ему русло.
– Оставим всяческие предположения, как было бы лучше поступить в подобной ситуации, – сказал он, – что меня интересует сейчас больше всего, так это, кто сыграл со мной эту… милую шутку.
– Вы уже кого-нибудь подозреваете, мистер
– Да, у меня есть на этот счет кое-какие соображения. И я намерен высказать их со всей прямотой, – проговорил Роджер сладким голосом. Ему даже удалось выдавить из себя улыбку. – По моему разумению, там, где детские комиксы, там и дети. Насколько я знаю, есть только один ребенок, у которого была возможность залезть в мой портфель, куда я положил все бумаги. И этот ребенок – Артур.
– Но он никогда бы не сделал ничего подобного! – взволнованно воскликнула Элен, а Эрнст отрицательно замотал головой.
– Он интересовался у меня, что в моем портфеле, и я сказал, что там моя лекция. Я отлучился на несколько минут, и вот результат.
– Но зачем бы ему понадобилось?… – начала было Элен.
– Роджер, – перебил ее Эрнст, – учти, пожалуйста, такой момент. Ты сказал Артуру, что в твоем портфеле находится лекция, правильно? Но задумайся на минутку, что для ребенка означает слово лекция? Если вообще что-то означает. Для него лекция – это что-то такое, что происходит, что-то такое, что посещают его родители и другие люди. Что-то вроде концерта, скажем так. Мы, взрослые, привыкли употреблять абстрактные понятия, в соответствии с чем лекция, представляя одновременно некое действие, превращается в объект, в некоторое количество листов бумаги, которое можно переносить с места на место и даже напечатать в виде книги. Подобное семантическое замещение настолько обычная вещь в нашем языке, что его неординарность больше просто не…
– Дай-ка взглянуть, – попросила Роджера Элей. Но это же не комиксы, а журнал «Сумасшедший дом»! Дети его не читают – во всяком случае, Дети, которым столько лет, сколько Артуру. Он слишком сложен для них. Они его не понимают.
– Ваш Артур не по годам развит, – возразил Роджер. – Все мы с вами придерживаемся такого мнения.
– Но не настолько. Это сатирический журнал.
– Ах, сатирический, – протянул Роджер в нос, словно взял понюшку ментолового табаку или же как африканский полицейский. – Думаю, сегодняшние детишки начинают читать подобные журналы, когда у них только зубы прорезаются. Как бы то ни было, тут есть и картинки, и всякие чудовища и так далее, не так ли? Вполне достаточно, чтобы заинтересовать такого ребенка, как…
– Но ты ведь не можешь утверждать этого наверняка, правильно, Роджер?
– Ты позволишь мне взглянуть? – Эрнст взял журнал и принялся внимательно его изучать.
– Есть очень простой способ узнать истину, – сказал Роджер прежним сладким голосом. – Как вы меня ни убеждаете, я все равно совершенно уверен, что это дело рук Артура, но вижу, что ты и Эрнст не согласны со мной. Давайте посмотрим, что скажет сам Артур, вы не против?
– О конечно, я поговорю с ним об этом завтра, но не понимаю…
– Я имел в виду сегодня, сейчас, а не завтра.
Элен взглянула на него. В ее удлиненных светло-серых глазах читался мягкий укор и какой-то отстраненный интерес. Потом взгляд ее стал пронзительным; она открыла и закрыла рот. Наконец выпалила:
– Но, Роджер, он же спит. Уже поздно.
– Чепуха, еще лишь… двадцать пять минут девятого. Если я ошибаюсь или мы не добьемся от него определенного ответа, ничего страшного не случится. Если же мое подозрение оправдается, а я думаю, что никакого «если» быть не может, ему будет преподан чрезвычайно полезный урок. Такой, что запомнится надолго.