Один триллион долларов
Шрифт:
Джон начал непроизвольно месить свои щеки. Осознав, что делает, он снова опустил руки на колени. Ему еще сильнее хотелось пить, и у него болела голова.
– Но ведь не сию же минуту?
– Когда бы вы мне ни позвонили, я готов. Но звонить вы должны только в том случае, если будете уверены в вашем решении.
– На сегодня этого многовато. Мне надо об этом подумать.
Маккейн кивнул.
– Да. Разумеется. Я вызову машину, которая отвезет вас в аэропорт. – Он глянул на часы. – Вы как раз успеете к ближайшему рейсу на Рим. Пожалуйста, не поймите как невежливость то, что я не провожаю вас в Хитроу – я сказал все, что собирался сказать,
– Да, я понимаю. – Ему это было очень кстати. Еще одна небольшая лекция, и у него лопнет голова. Если этот Маккейн так работает, как говорит – без пауз, без оглядки на потребности тела, – то с триллионом долларов за спиной он действительно способен укатать всю мировую экономику. – Мне нужно подумать об этом спокойно. Утро вечера мудренее.
И в аэропорту он наконец пойдет с Марко чего-нибудь съесть.
– День-другой тут ничего не решает.
– Может, теперь, когда я уже знаю ваше имя, имеет смысл дать мне и ваш номер телефона?
– Я бы непременно это сделал. – Маккейн прошел к письменному столу и достал визитную карточку, заламинированную, как водительские права. На ней значилось только «Малькольм Маккейн» и номер телефона, больше ничего.
– Еще одно слово на дорогу, – сказал Маккейн, пожимая ему руку на прощание. – Пожалуйста, не затягивайте с решением. Хоть день-два и не решают ничего, но мы теряем время. Я думаю о человечестве и хотел бы, чтобы у него было будущее – но я верю также, что план Джакомо Фонтанелли – последний шанс, какой у нас есть.
Пока ехали на машине, Джон сидел с закрытыми глазами, и это было так хорошо, что он не открывал их и в самолете. Он не спал, но, собственно, и не думал ни о чем. Скорее он вызывал в себе многообразное эхо настойчивых речей Маккейна и следил, как они звучат в нем перед тем, как исчезнуть.
Когда принесли еду, он снова открыл глаза, и Марко тут же наклонился к нему, будто только того и ждал.
– Синьор Фонтанелли, можно вас спросить?
Джон устало кивнул:
– Конечно.
– Ваши переговоры прошли успешно?
Джон задумался. Что он мог сказать? Что вообще об этом можно было сказать?
– Я пока не уверен.
– А может быть так, что нам придется чаще бывать в Лондоне?
– Хм-м. – Джон прислушался к себе. – Да. Конечно, может быть.
Марко разулыбался.
– Это хорошо, – сказал он. – Лондон мне понравился.
Джон удивленно взглянул на него.
– Откуда вам знать? Вы же его практически не видели.
Марко улыбнулся.
– Достаточно, чтобы знать.
20
– Что бы ты сделал с деньгами на моем месте?
Эдуардо поднял плоский камешек и швырнул его в море так, что он несколько раз подскочил на волнах, прежде чем утонуть. В ответ пенный прибой лизнул его туфли.
– Понятия не имею, – ответил молодой адвокат. – Но я бы точно не стал ломать себе голову из-за пророчества суеверного средневекового купца. Есть множество внятных, целесообразных проектов, которые можно было бы поддержать. Помочь встать на ноги нескольким беднейшим развивающимся странам. И тому подобное. Можно потратить на это миллиарды, так много денег тебе все равно не понадобится. Если ты оставишь себе сотню миллионов, этого вполне хватит для хорошей жизни. – Он бросил на него шутливый взгляд. – Тем более что потребности у тебя ну очень уж скромные.
–
Грегорио Вакки серьезно кивнул, оторвавшись от книги по юриспруденции. Его пальцы начали беспокойно барабанить по переплету.
– Я много раз задавал себе этот вопрос, – признался он. – Что можно сделать с тысячей миллиардов долларов во исполнение прорицания? Профинансировать всемирную образовательную программу, например, чтобы все люди были осведомлены о проблемах планеты. Но, с другой стороны, в индустриально развитых странах с образованием все в порядке, чтобы понять все взаимосвязи, а ведь ничего не меняется; значит, и такая программа не в силах ничего изменить. Или, может, покупать лицензии на экологически чистые технологии и экспортировать их в развивающиеся страны, чтобы воспрепятствовать повторению начальных ошибок, которые мы уже совершили? Заставить, например, китайцев с самого начала выпускать автомобили с катализатором? Но в конце концов, говорил я себе, все это лишь капли на горячий камень, никакого революционного решения нет. – Он скорбно покачал головой. – Я должен признаться, что ничего не могу посоветовать вам.
– Что бы вы сделали с деньгами на моем месте?
Альберто Вакки достал из кармана своего передника садовые ножницы, которыми срезал засохшие ветки с розового куста.
– Я рад, что я не вашем месте, – сказал он. – Честное слово. Столько денег, да еще это пророчество… Могу себе представить, что творится у вас на душе. Я бы, наверное, ночи не спал. Конечно, с такими деньгами можно многого добиться, но, честно признаться, я не понимаю запутанности нынешнего мирового хозяйства. Что кому принадлежит, кто где и каким образом участвует… – Он начал подвязывать ветки розового куста. – Да о чем я говорю? Я этого никогда не понимал на самом деле. Какое отношение все это имеет к моей жизни?..
– Что бы вы сделали на моем месте с деньгами?
Кристофоро Вакки сидел на скамье, положив руки на трость с серебряным набалдашником и прикрыв глаза.
– Слышите, Джон? Пчелы гудят. Это похоже на отдаленный хор из тысячи голосов. – Он помолчал, прислушиваясь, потом оглядел Джона водянистым взглядом. – Я много размышлял над этим, когда был моложе. Но в конце концов пришел к тому, что обсуждать это – не наше дело. Нашей задачей было сохранить состояние. Мы бы не смогли ее выполнить, не будь мы семья хранителей. Из поколения в поколение мы развили просто абсурдное отвращение ко всякого рода переменам. А тот, кому суждено исполнить прорицание, должен быть преобразователем. Это так далеко от менталитета нашей семьи, как Северный полюс от Южного. – На его старом лице появилась улыбка, выражение почти неземной уверенности. – Но я убежден, что вы тот самый человек, Джон. Все, что Джакомо Фонтанелли увидел в своем провидческом сне, исполнилось – значит, осуществится и это.
Вечером они снова сидели на террасе, как в самые первые дни, когда Джон приехал в Италию, и снова стол ломился от мисок и горшков, из которых пахло мясом, чесноком и хорошим оливковым маслом. Альберто наливал в бокалы темное красное вино и хотел знать, что Джон поделывает в своем далеком Портесето.
– Я только что вернулся из Лондона, – сказал Джон, прожевывая мясо.
– Понимаю – пополнить гардероб! – кивнул Альберто, а Грегорио кисловато заметил: