Один в Берлине
Шрифт:
Прощусь без сожаленья с тобою, лживый свет.
Греховные стремленья мне не по нраву, нет!
Небесная обитель, к тебе стремится дух.
О, награди, Спаситель, Своих смиренных слуг!
Все были настолько ошеломлены, что не остановили его. Некоторые даже нашли это скромное пение приятным и в такт мелодии нелепо покачивали головой. Один из заседателей опять разинул рот. Студенты вцепились руками в барьер, на лицах читалось напряженное внимание. Озабоченный седой адвокат, склонив голову набок, задумчиво ковырял в носу. Отто Квангель повернул птичье лицо к шурину,
Когда он запел вторую строфу, зал опять беспокойно загудел. Председатель что-то прошептал, прокурор передал дежурному полицейскому офицеру записку.
А маленький горбун ни на что не обращал внимания. Взгляд его был устремлен к потолку зала. И он выкрикнул, экстатически отрешенным голосом:
39
Перевод Э. Венгеровой.
— Я иду!
Он вскинул руки, оттолкнулся ногами от скамьи, хотел взлететь…
И неловко упал между впереди сидящими свидетелями, которые испуганно отпрянули в сторону, скатился на пол в проход…
— Уберите его! — властно распорядился председатель, в зале опять воцарился невообразимый шум. — Пусть проведут медицинское освидетельствование!
Ульриха Хефке вывели из зала.
— Как видите, семейство преступников и безумцев, — подытожил председатель. — Что ж, мы позаботимся о его истреблении.
И он бросил грозный взгляд на Отто Квангеля, который, поддерживая брюки, все еще смотрел в сторону дверей, за которыми исчез шурин.
Конечно, они позаботились об истреблении маленького Ульриха Хефке. Ни физически, ни умственно он был недостоин жить, и после недолгого пребывания в сумасшедшем доме инъекция помогла ему и вправду распрощаться с этим злобным светом.
Глава 65
Судебное разбирательство. Защитник
Защитник Анны Квангель, седой озабоченный господин средних лет, который в минуты самозабвения так любил поковырять в носу и имел весьма еврейскую наружность (однако «уличить» его было невозможно, поскольку бумаги у него были «чисто арийские»), — этот господин, ex officio [40] назначенный адвокатом Анны, поднялся, чтобы произнести защитительную речь.
40
По назначению суда (лат.).
Он заявил, что, к превеликому сожалению, вынужден выступить в отсутствие своей подзащитной. Конечно, ее выпады против таких испытанных учреждений партии, как СА и СС, весьма прискорбны…
Возглас прокурора:
— Преступны!
Разумеется, он согласен с прокурором, подобные выпады в высшей степени преступны. Однако же происшествие с братом его подзащитной показывает,
Здесь седого защитника второй раз прервал прокурор, который обратился к судебной коллегии с ходатайством призвать защитника говорить по существу дела.
Председатель Файслер призвал адвоката говорить по существу дела.
Адвокат заметил, что он и говорит по существу дела.
Нет, отнюдь не по существу. Речь идет о государственной измене и измене родине, а не о шизофрении и сумасшествии.
Адвокат снова возразил: коль скоро господин прокурор вправе доказывать нравственную ущербность его подзащитной, то сам он вправе говорить о шизофрении. И ходатайствует об этом перед судом.
Суд удалился для принятия решения по ходатайству защитника. Затем председатель Файслер провозгласил:
— Ни в ходе предварительного следствия, ни на сегодняшнем слушании у Анны Квангель не замечено никаких признаков умственного помешательства. Эпизод с ее братом Ульрихом Хефке привлекать в качестве доказательства нельзя, поскольку судебно-медицинское заключение касательно свидетеля Хефке пока что отсутствует. Вполне возможно, Ульрих Хефке опасный симулянт, который просто хотел помочь своей сестре. Защита обязана придерживаться фактов государственной измены и измены родине, каковые выявлены в ходе сегодняшнего разбирательства…
Победоносный взгляд шавки-прокурора на озабоченного адвоката.
И печальный ответный взгляд адвоката.
— Коль скоро высокий суд, — снова начал адвокат Анны Квангель, — запрещает мне ссылаться на психическое состояние моей подзащитной, я опущу все пункты, говорящие о неполной вменяемости: ее ругань по адресу мужа после смерти сына, ее странное, почти неадекватное поведение у супруги оберштурмбаннфюрера…
— Выражаю резкий протест против того, как защитник обвиняемой обходит запрет суда, — тявкает прокурор. — Он опускает свои пункты и тем еще больше их выпячивает. Ходатайствую о решении суда!
Суд вновь удаляется, а по возвращении председатель Файслер злобно заявляет, что за нарушение решения суда адвокату назначен денежный штраф в размере пятисот марок. В случае повторения ему грозит лишение слова.
Седой адвокат кланяется. Выглядит он озабоченно, словно его мучает мысль о том, где взять эти пятьсот марок. Он в третий раз начинает свою речь. Старается изобразить юность Анны Квангель, годы работы прислугой, затем годы в браке с мужем, холодным фанатиком, всю ее женскую жизнь:
— Одна только работа, заботы, лишения, подчинение суровому мужу. И вдруг этот муж начинает писать открытки изменнического содержания. В ходе слушаний однозначно установлено, что эта мысль пришла в голову именно мужу, а не жене. Все противоположные утверждения моей подзащитной во время предварительного следствия надлежит расценивать как ошибочно понимаемую жертвенность…
Что госпожа Анна Квангель могла противопоставить преступной воле своего супруга? — восклицает адвокат. — Что она могла сделать? За плечами у нее жизнь в услужении, она научилась только повиноваться, никогда не сопротивлялась. Она, так сказать, детище своего мужа, она слушалась его…