Один в бескрайнем небе
Шрифт:
Теперь этот выдающийся летчик целые часы проводил со мной в тесной летной комнате заброшенного в пустыню ангара фирмы Дуглас. Потягивая из бумажного стаканчика обжигающий кофе со специфическим привкусом, он детально изучал технику отцепления в воздухе подвешенного самолета. Он не навязывал мне своих мыслей о том, как мне нужно готовиться к выполнению своей части работы, а просто излагал свое мнение, когда я его о чем-нибудь спрашивал. Мне приходилось самому решать, как управлять «Скайрокетом» и в каком месте нужно будет отцепиться от самолета-носителя. Затем Джордж производил расчет и наносил на карту маршрут полета В-29 в указанную мною точку отцепления.
«Скайрокет» должен был отцепиться в таком месте, чтобы чаша высохшего озера находилась в центре высокоскоростной площадки. В случае отказа ЖРД или ТРД это давало мне возможность спланировать на
Особенно важно для Джорджа было синхронизировать оба самолета в момент отцепления. Судя по чертежам модифицированного самолета-носителя «Суперфортресс», сделанная в нем выемка для хвостового оперения «Скайрокета» была узкой, как щель. Задача Джорджа — добиться максимальной устойчивости В-29 в момент отцепления. Едва заметного броска в ту или иную сторону вполне достаточно, чтобы повредить изящное, высоко расположенное стреловидное горизонтальное оперение «Скайрокета».
Экипаж самолета-носителя В-29 был укомплектован добровольцами из работников фирмы Дуглас. Это Джек Робинсон, Роджер Аллен, Дон Пруитт, Уолли Адамс и Мак-Немар. Все они — механики — почти никогда не совершали высотных полетов и не были опытными авиаторами.
Если Джордж не доверял моему самолету, то я мало верил в его В-29. Я знал, что эти самолеты называют «летающими факелами» из-за частых пожаров в воздухе. Стоит одной маленькой искорке проскользнуть вблизи топлива для жидкостно-реактивного двигателя «Скайрокета» — и оба самолета превратятся в прах. Эту особенность нужно было учесть при разработке программы испытаний.
Задание заключалось в том, чтобы набрать высоту над аэродромом по восходящей спирали. Если на В-29 возникнет пожар (а В-29 этим и славились) в период набора высоты до двух с половиной тысяч метров, то все должны были выбрасываться к чертям, предоставляя обоим самолетам взрываться. На такой ничтожной для маневрирования высоте бессмысленно было бы даже пытаться спасти «Скайрокет». Если В-29 загорится на высоте более двух с половиной тысяч метров, Джордж должен нажать кнопку и избавиться от «Скайрокета». Наконец, если «бомба» сама начнет дымить на такой высоте, когда я уже буду сидеть в кабине «Скайрокета», Джордж за пять секунд предупредит меня, а затем избавится от легковзрывающейся «бомбы». От меня зависело решение: остаться в «Скайрокете» или выброситься с парашютом.
В то время как экипаж добровольцев Джорджа видел в «Скайрокете» угрозу, с которой они расстанутся с облегчением, я считал его спасательной шлюпкой, на которой только и можно спастись от «летающего факела». Конечно, это спасение придет только в том случае, если «Скайрокет» благополучно отцепится. Сначала мы должны были проводить испытания по отцеплению варианта «Скайрокета» со смешанной силовой установкой — с ТРД и ЖРД. Такой самолет после отцепления от носителя будет идентичен тому, на котором я летал в прошлом году. На этой фазе испытаний я не нуждался в высотном костюме, так как полеты планировались для определения характеристик устойчивости на умеренной высоте — до двенадцати тысяч метров. После успешного отцепления самолета в моем распоряжении будет два двигателя: жидкостно-реактивный и турбореактивный. После пятидесяти полетов на «Скайрокете» я убедился, что турбореактивный двигатель в случае отказа жидкостно-реактивного доставит меня на аэродром. До сих пор самолет был моим другом, и в полете я легко управлял им. Но момент отцепления и большие требования, которые инженеры предъявляли к «Скайрокету», вызывали во мне тревогу. Отцепление самолета могло пройти недостаточно гладко. Этого больше всего и опасались мы с Джорджем. Мог отказать один из гидравлически управляемых замков, удерживающих «Скайрокет» в бомбовом отсеке самолета-носителя. Тогда «Скайрокет» остался бы висеть на одном замке внутри В-29.
Эта ужасная возможность, а также вопрос о лобовом сопротивлении «Скайрокета» в момент отщепления, когда маленький самолет может начать полет несколько быстрее самолета-носителя, или несколько медленнее его, или задержаться в фюзеляже носителя, вместо того чтобы отделиться от него, заставили нас с Джорджем обратиться к аэродинамикам.
Аэродинамики терпеливо, основываясь на научных данных, доказали нам, что «Скайрокет» рассчитан на отцепление
«Суперфортресс», который распотрошили на заводе в Эль-Сегундо, сам по себе представлял аэродинамическую проблему. Будет ли он летать с большой выемкой в фюзеляже? Инженеры снова убеждали нас, что бомбардировщик не разрушится. Но мы с Джорджем продолжали рыться в диаграммах двигателей и уравнениях, чтобы самим удостовериться в правильности инженерных расчетов. Ведь тот день, когда ошибка непременно обнаружится, неумолимо приближался.
Группа инженеров во главе с Кардером нетерпеливо предвкушала отцепление и запуск двигателя в полете. Инженеры рассчитывали, что их машина превзойдет самолет Х-1 военно-воздушных сил, намного перекроет его достижения, показав скорость порядка М = 1,8 и даже М = 2, то есть в два раза больше скорости звука, что было возможно после освоения запуска «Скайрокета» с комбинированной силовой установкой и перехода к запуску варианта только с ЖРД. С уверенностью и нетерпением будущих отцов люди в кабинетах фирмы Дуглас не сомневались в результатах. Если все получилось на бумаге, остается только ждать дня, когда расчеты претворятся в жизнь. Теперь они редко сталкивались с Джорджем и со мною. А как на деле достигнуть ожидаемых результатов, как практически осуществить труднейший полет — это предоставлялось нам. Время от времени чье-нибудь бодрое лицо показывалось в дверях нашей рабочей комнаты — нас спрашивали, как идут дела. В этих случаях Джордж, сидя за письменным столом, поднимал глаза и коротко отвечал: «Продвигаются…»
Спустя четыре месяца после заказа из Эль-Сегундо пришло извещение, что переделанный вариант самолета «Суперфортресс» готов для отправки к нам. Мы с Джорджем полетели туда для перегонки самолета на базу. В отличие от Мюрока в Эль-Сегундо было прохладно. С океана дул ветер, и я замерз в своем видавшем виды костюме цвета хаки. За восемь километров от берега чувствовался запах соленой воды.
По ту сторону аэродрома, у ангара фирмы Дуглас, стоял огромный бомбардировщик, готовый к полету. С нами должны были лететь два механика, чтобы со своих мест в хвостовой части самолета внимательно наблюдать за четырьмя двигателями на случай возникновения пожара. Прошло много времени с тех пор, как я летал на тяжелом грозном военном самолете — четырехмоторном бомбардировщике, подобном В-24. Это было в годы войны на Тихом океане. Этот В-29 значительно больше, но на нем нет никакого вооружения, никаких бомб — ничего, кроме большой, продуваемой сквозняками выемки посредине. Кто знает, может быть, это заслуженный ветеран, летавший в конце войны на Тихом океане под огнем зенитной артиллерии. Сейчас у него была другая цель.
Средняя часть фюзеляжа, вмещавшая когда-то тонны черных бомб, была усилена в продольном направлении узкими алюминиевыми балками. Предполагалось, что эти балки должны выдержать нагрузки, которые возникнут во время выполнения машиной своего необычного задания. Мы с Джорджем осмотрели переделки, пессимистически представляя себе, как эта машина будет слушаться управления в полете.
Мы неохотно забрались в самолет, чувствуя себя героями, решившимися вылететь на самоубийственное задание. Джордж подал знак к запуску механику, который стоял у двигателя номер два.
— Ну, Бридж, будь что будет!..
Словно четыре большие ветряные мельницы разорвали воздух впереди нас. Облегченный бомбардировщик прогрохотал по взлетной полосе и низко прошел над аэродромом. Мы не хотели сразу уходить за пределы аэродрома, а предусмотрительно сделали круг: надо было проверить, действительно ли самолет может летать или выемка, безжалостно проделанная в его брюхе, — слишком ощутимая рана, в громадной степени увеличивающая сопротивление.
Самолет вел себя прилично! Пока инженеры правы. Облегченно вздохнув, мы уселись поудобнее и направились в сторону остроконечных гор, за которыми лежал Мюрок. Мы сидели одни в большом застекленном носу самолета. Под нами проплывали долины, горы, пустыня, и мы вспоминали о временах, когда на рассвете поднимались на четырехмоторных бомбардировщиках и летели над водными просторами: Джордж — в Европе, я — над Тихим океаном. Мы говорили о войне. Тогда Джордж летал на В-24 и был сбит при налете на Плоешти. Высоко в необъятной тишине, окружавшей нас со всех сторон, мы говорили о своих ранах, о войне.