Один в чужом пространстве
Шрифт:
Выглядеть перед ней жалким мне не хотелось, но боюсь, что получилось именно так: уж больно растерянно прозвучала моя исповедь.
— В убийстве подозревают вас, — сообщила она осторожно, словно опасаясь, что я разрыдаюсь на ее хрупком плече. — Вы оставили в гостинице паспорт на этот номер.
— Логично с их стороны. Только если бы я собирался пришить иностранного подданного, я бы не оставлял свой паспорт на этот номер.
Валерия помолчала.
— Допустим, я вам верю, — сделала ударение на «я».
— И на том спасибо.
Слышно
— Что вы собираетесь делать дальше?
— Из любого положения есть как минимум два выхода.
— Один из них — тюрьма? — угадала она ход моих мыслей.
— В моем положении легче отсидеть в тюрьме, чем доказать свою невиновность.
Дверь отворилась. Свет из ее проема полоснул по двору, отбросив гигантскую тень хозяина. Шериф вскинул тяжелую черную морду и завилял хвостом.
— Эй, курцы! Чай созрел. Пахнет, как в харбинском трактире, — оповестил Хоботов.
— Ты был в харбинском трактире? — изумилась Валерия.
— Я не был. Но мне рассказывали.
Она засмеялась. Я не переставал удивляться ее способности мгновенно переходить из одного душевного состояния в другое.
— Разве можно пересказать запах? — Она поднялась, отщелкнув окурок. — Нет. Поэтому я приглашаю вас пойти и попробовать это зелье самим, — мне показалось, что генерал впервые улыбнулся. Я встал. Шериф отступил на шаг и, склонив морду набок, ждал — останусь я с ним или пойду пить китайский чай.
— Сейчас мы придем, — Валерия в дом не спешила. — Послушайте, Женя… — начала, как только за генералом затворилась дверь.
— Не стоит, — перебил я ее, смекнув, о чем пойдет речь. — По крайней мере, сейчас.
— Но почему? Может быть, это решит все проблемы?! Настал мой черед проявить характер.
— Знаете, я ведь не вчера родился, — сказал я тоном, не терпящим возражений, — и за моими плечами тоже имеется кое-какой опыт. В том числе — работы в органах. Это для вас он «милый Хобот», а как он поведет себя, когда…
— Но ведь вы его совсем не знаете! — горячо возразила Валерия.
— Именно поэтому. И давайте больше не будем. Я понял, зачем вы привезли меня сюда, спасибо, конечно, но… как бы это понятнее выразиться… я еще не до конца сыграл свою партию.
Я скорее почувствовал, чем увидел в темноте, как она насупилась.
— Я вообще понятливая, — бросила коротко и вошла в дом.
— Не обижайтесь! — я в последний раз вдохнул дым сигареты и устремился следом…
В гостиной действительно здорово пахло чаем. Пока Хобот копошился на кухне, Валерия оповестила меня вполголоса:
— Сейчас я должна буду уехать, у меня завтра репетиция в десять утра.
Судя по тону, это прозвучало, как: «Ты что, здесь жить собираешься?»
— Я поеду с вами, — успокоил я ее.
У меня появился план, и попасть в город для его реализации нужно было именно сейчас, ночью. Она хотела спросить
— Между прочим, — сказал он, наполняя чашки душистой заваркой, — Китай по производству чая находится на втором месте в мире.
Валерия озорно подмигнула мне:
— Константин Андреевич у нас — большой знаток статистики. Сейчас мы его раскрутим… А кто на первом, Хобот?
— Индия.
— А на третьем?
— Угадай.
— Мы?
— Шиш с маслом, Шри-Ланка.
— Смотри ты, никогда бы не подумала. А СССР на каком?
— На четвертом. Сто пятьдесят восемь тысяч тонн в год.
Чай оказался очень вкусным. Я отхлебнул из пиалы и возразил, поддерживая разговор:
— У вас устаревшие данные, Константин Андреевич.
Он с любопытством посмотрел на меня:
— Разве?
— Нет такой страны.
На некоторое время в гостиной воцарилась тишина. Я, конечно, не предполагал, что генерал, с головой уйдя в сельское хозяйство, до сих пор не знает о распаде супердержавы и мои слова станут для него открытием. Но по их с Валерией молчанию понял, что задел какую-то ненужную струну. Похоже, они вообще избегали разговоров о политике, и по тому, как Валерия перевела разговор на другую тему, я догадался, что не далек от истины.
— А где больше всего пьют? — спросила она.
— Чая — в Англии, алкоголя — во Франции, — с готовностью ответил Хобот, — Но если потребление чая повсеместно падает, то потребление алкоголя — наоборот. В той же Франции за последние двадцать лет оно выросло на пять литров на душу населения, и это — включая младенцев и стариков.
— Н-да-а, спивается человечество, — вздохнула Валерия.
Я представил, каков был бы прирост потребления алкоголя в СССР в литрах на душу младенцев и стариков, и подумал, что и в этом смысле мы распались своевременно. Осведомленность Хобота меня не удивляла, я сам любил листать статистические справочники, чтобы где-нибудь в компании ввернуть цифровые данные о том, например, настолько количество самоубийств у нас превышает количество убийств. Удивляло другое: в его доме я не увидел ни телевизора, ни радиоприемника, ни подшивки газет. Напрашивался вывод, что генерал умышленно отворачивался от политики. А значит, у него были на то веские основания. Интересно бы узнать, какие?
— Берите варенье, Женя, — придвинул он ко мне вазочку, — это красная вишня, очень вкусно.
— Спасибо, — я положил себе в розетку несколько ягод без косточек.
«Красная вишня»… Что-то знакомое… Где-то я слышал… Буквально за секунду в моем воображении прокрутились события последних суток, вынося меня куда-то в темный, промозглый сентябрь из уютного сельского дома.
— Что с вами? — я увидел удивленные глаза Валерии. А в самом деле, что?
— Нет, я просто… Вы сказали про варенье из красной вишни, и я подумал — какая же она бывает еще?