Одиннадцать часов на трупе

Лебрен Мишель

Затянувшись в последний раз, он ухватился за лопату. Стальная пластина легко вошла в землю. Стояла чудесная погода. Идеальное время для садоводов.

Головные уборы инспекторы не сняли. У обоих были дешевенькие шляпы, выцветшие от долгих стояний под дождем. Один из них занудливым голосом заявил Гастону:

– В полицию только что поступил касающийся вас анонимный телефонный звонок. Вас обвиняют в том, что вы содержите подпольный игорный притон.

Гастон, с ненавистью взглянув на телефон, разразился смехом:

– Месье, не знаю, отдаете ли вы себе

отчет в чудовищности того, что вы только что сказали? Ха-ха-ха! Это я-то руковожу... как это вы назвали? Подпольным притоном? Взгляните вокруг, месье. Разве этот кабинет кажется вам поддельным? Уверяю вас, что во всем доме вы не обнаружите не только малейшего столика для игры в рулетку, но даже и колоды карт!

– Ну что ж, посмотрим, - сказал второй инспектор.

– Пардон. У вас, конечно, имеется ордер на обыск?

– Вот он. В такого рода делах быстрота - наше лучшее оружие. Позвольте?

– Прошу вас, месье, приступайте к работе. Но я оставляю за собой право возбудить против вас дело по обвинению в злоупотреблении служебным положением и в использовании противозаконных методов! В конце концов, всем известно, чего стоят анонимные звонки, не так ли?

Череп мстил со дна своей могилы. Значит, как человек, по его же словам, предусмотрительный, он позаботился о сообщниках. Те перешли теперь в наступление, и Гастон расценил это как простой маневр-предупреждение, призванный вызвать у него спасительный для них страх.

Полицейские открыли несколько ящиков стола, лишь мимолетно оценив их содержимое, затем вытянулись перед портретом Симона Боливара. Гастон почувствовал, как его поры стали выделять пот, насыщенный какой-то глухой тревогой. Нет, это было невозможно, ведь бандиты не знали о существовании секретного сейфа...

– Будьте добры, откройте сейф, скрытый за этой картиной, - попросил один из инспекторов.

– Сейф? За картиной?

Отныне он будет держать у себя в кабинете бутылку коньяка на случай возникновения подобных обстоятельств.

– Именно так, - терпеливо повторил полицейский.
– Нас проинформировали, что там находится сейф. Поэтому будьте добры, откройте его.

Все погибло. У Гастона мелькнула мысль о каком-нибудь сногсшибательном варианте самоубийства, потом он прикинул, что ему всего только сорок лет и что хитроумный адвокат предпочтительней отдающего холодом пистолета.

Он подошел к картине и привел в действие пружину. Появилась круглая дверца сейфа с металлическими кнопками на ней.

– Открывайте, - приказал один из инспекторов.

Медленно-медленно, горячо желая вдруг позабыть комбинацию шифра, Гастон стал крутить кнопки. В оконцах показались буквы ФРЕ. Он остановился и заявил голосом, которому жаждал придать непререкаемость:

– Уверяю вас, месье, в этом сейфе нет ничего, что могло бы вас заинтересовать.

– А у меня почему-то впечатление, что мы обнаружим там любопытнейшие списки. Перечень ваших клиентов. Открывайте, мы спешим.

Омертвев душой, Гастон завершил комбинацию шифра и вставил ключ в щель замка. Дверь с легким щелчком отошла, и Гастон отступил

на два шага, закрыв глаза и приготовившись к наихудшему.

Первый полицейский торопливо сунул руку в сейф и с торжествующим видом вытащил оттуда вчетверо сложенный листок:

– Я же говорил вам!

– А ну дай сюда, - потребовал его коллега.

Он развернул листок. Гастон постепенно и очень медленно приоткрыл глаза, ожидая, что сию минуту почувствует холодок стальных наручников на запястьях. Инспектор читал громко, не спеша:

– "Чи... хать,.. мы... хо... тели... на того... кто... сие... прочтет".

Мозг рационалиста не признает чудес. Точно знать, что в данном сейфе, шифр которого известен только тебе, и ты же являешься единственным владельцем ключа, находятся, ВО-ПЕРВЫХ, маленькая, из черного молескина записная книжка, куда заносятся все итоговые финансовые сведения; ВО-ВТОРЫХ, пачка отпечатанных на машинке листов, сколотых скрепкой из полированной стали под названием "тромбон", где приводятся имена двухсот именитых парижан, сжигаемых страстью к азартным играм; знать все это и быть уверенным в их наличии как в существовании налогов, и после всего этого собственными глазами видеть, как полицейский в полинявшей шляпе вытаскивает из вышеозначенного сейфа бумагу, на которой разухабистым почерком написана эта совсем неуместная здесь фраза: "Чихать мы хотели на того, кто сие прочтет" - все это вполне может поколебать самые устоявшиеся понятия и побудить по-иному взглянуть на окружающий мир.

Полицейский ещё раз пробежал глазами записку и передал её своему коллеге, который в свою очередь внимательно вчитался в нее. Изнемогая от нетерпения, Гастон выхватил у них листок и тоже впился в эту чудодейственную фразу. Затем все трое приблизились к сейфу и изучили глазами и на ощупь все его закоулки. И тогда первый инспектор сказал второму:

– Мило нас провели, смываемся! Они поспешили выскочить из кабинета, успев, однако, пригрозить Гастону:

– Мы тебя ещё накроем, кореш!

Гастон подобрал с полу два листочка. На одном красовалась ФРАЗА. На другом - грубо напечатанные на ротаторе слова: "Ордер на обыск", две неразборчивые подписи, скрепленные двумя расплывшимися печатями. Это были лжеполицейские, псевдоордер, фальшобыск, да и сейф был поддельным, поскольку в нем не оказалось того, что всегда до этого было.

Гастон вытер пот со лба, рухнул в кресло и положил трубку телефона на место. Его окутала тайна, словно его накрыли непроницаемой пластиковой сумкой.

Каким колдовским образом черная записная книжка и списки были заменены этим огрызком бумаги с нелепо звучащими, но спасительными словами? Кто мог совершить подмену?

Гастон перебрал всех друзей, родственников, просто знакомых. Никогда, ни перед кем он не открывал дверцу этого сейфа. Ни разу не забыл смешать комбинацию шифра. Никогда не расставался с ключом. Более того, он прекрасно помнил, что третьего дня положил туда записную книжку и списки, а не эту бумажку, написанную, кстати, не его почерком!