Одиннадцать дней осады
Шрифт:
Рокфёй. Посмотрим. (Читает.) «Покидая Севилью, я направляюсь непосредственно в Париж, но через Неаполь и Швейцарию».
Максим. Ах!
Рокфёй. Это и есть та самая нежная страсть, самая настоящая любовь? Да это же обычное дорожное сообщение!
Максим. Как! Разве не восхитительно? Она… возвращается в Париж… из-за меня! Да еще возвращается «непосредственно»!
Рокфёй.
Максим. Для того чтобы быстрее приехать! Чтобы поскорее увидеть меня!
Рокфёй. А! Вы оба — восхитительные безумцы.
Максим. Нет, две кометы, просто-напросто две кометы: я — 1828 года, она — 1832-го. Мы совершаем две огромные дуги в космосе, но иногда наши орбиты пересекаются, и…
Рокфёй. Ну нет же, нет! Ты становишься слишком проворным!
Те же и Робер.
Робер. Опять неудача! Можно ли понять, что со мной происходит?.. Привет, Максим! В тот самый момент, когда я ушел… Привет, Рокфёй!
Максим. Что с тобой?
Рокфёй(в сторону). Я-то догадываюсь!
Робер. Что со мной?.. Мне только что принесли в клуб письмо!
Максим. Любовное?
Рокфёй. От кредитора?
Робер. Повестку из гвардии!
Рокфёй. Черт возьми!
Робер. А хуже всего то, что кончилась снисходительность дисциплинарных советов. И теперь я не могу идти на вечеринку!
Рокфёй(в сторону). Смотрите-ка!
Максим. Что до меня, то я охотно отказался бы от нее.
Робер. Не считаю это слишком разумным, потому что перспектива провести ночь вместе с моими сапожником и портным не очень-то радостна.
Рокфёй. Да и походное ложе несколько жестковато.
Робер. Черт бы их всех побрал! Не пойду.
Рокфёй. А тюрьма?
Робер. Да, верно, тюрьма. Ах, если бы у меня был барабан!..
Рокфёй. Ты умеешь барабанить?
Робер. А еще больше меня возмущает, что из-за этой проклятой вечеринки, на которую я не смогу пойти, мы почти поссорились с женой!
Максим. Как, ты уже ссоришься с мадам Мобре?
Рокфёй. Если бы только в этом было дело, черт возьми! Или ты хочешь, чтобы так было? Вы женаты, вот в чем суть! Дело в великовозрастных детках, которые бросаются в воду, не умея плавать, или, опустив голову, срываются в пропасть брачного союза. Вы учитесь десяток
Максим. Всегда одно и то же!
Рокфёй. О невежды!.. Да знаете ли вы, что один немецкий физиолог опубликовал ученый труд о супружеских обязанностях, основательное исследование в двенадцати томах?
Максим. Настоящая энциклопедия!
Рокфёй. Да, энциклопедия: от А («амурное знакомство») до Я («ярость покинутых»). В ней содержится всё о браке!
Робер. А ну-ка посмотрим. Я женат, не так ли? Но сегодня вечером меня беспокоит не супружеская, а гражданская обязанность.
Максим. Подожди-ка, дай подумать.
Робер. О чем?
Максим. А вот о чем! Как это ты оказался в национальной гвардии?
Робер. Что ты имеешь в виду?
Максим. Ты, стало быть, после женитьбы натурализовался?
Робер. Куда ты клонишь?
Максим. А вот куда: в упомянутом объединении имеют честь состоять только французы, а так как Робер не принадлежит к этой нации, то он не мог вступить в национальную гвардию.
Робер. Будь любезен, объясни мне этот парадокс. Да, я вырос на Маврикии, но родился-то в Париже, в предместье Сен-Жермен. Мои родители французы.
Рокфёй. В самом деле! Тут, кажется, все ясно. Ты француз, дорогой, отправляйся выполнять свой долг.
Максим. Минуточку!
Рокфёй. Эскулап [5] требует слова.
Максим. Все, что говорит Робер, абсолютно верно, но вот о чем он не сказал: хотя он и родился в предместье Сен-Жермен и мать его была француженкой, но отец-то его ведь чистокровный англичанин.
5
Эскулап — древнеримский бог врачевания. Его именем в просторечии часто называют врачей.
Робер. Правильно! Но мой отец натурализовался.
Рокфёй. Подожди! Дело осложняется. Твой отец натурализовался до твоего рождения или после?
Максим. После.
Робер. Возможно. Мне кажется, что это произошло за год до нашего отъезда на Маврикий.
Рокфёй. Тогда, дорогой мой, тебе не надо отправляться на службу: ты — не француз.
Робер. Что за шутки? Или я не парижанин?