Одиннадцать
Шрифт:
Все остановились и немного разошлись.
Медведица поднялась на задние лапы, посмотрела на людей, фыркнула, и её годовалый малец помчался в лысую гору.
Люди стояли. Медведица – тоже.
Ефим зарядил картечь в один ствол и грохнул в воздух, тут же перезарядив ружьё.
– Не стреляй! – крикнул Валентин. – Она сейчас пойдет на выстрел! Нельзя стрелять!
– Она сейчас почувствует запах пороха и свалит! – ответил Ефим. – Первый раз, что ли?
– Нельзя стрелять в таких случаях! – волновался Валя.
– Посмотрим, – ответил Ефим и пальнул в воздух, не выпуская из вида всё, что делает медведица.
А
– Во скорость! – оценил Андрей Валентинович.
– Перезарядиться бы я не успел! – отметил Ефим, прикинув, как быстро звери оказались вверху.
– Нельзя в таких случаях стрелять! – укорял Валентин.
– Посмотри, где мы, а где звери! – отвечал Ефим. – Завязывай, Валя! В следующий раз бери сам ружьё и не стреляй, когда увидишь медведей. Удачливые вы парни, – обратился он к остальным. – И нерпа, и лиса, и вот медведи – за одни сутки на Байкале увидели все прелести живой природы. Многие и за сотню поездок такого не видят. Кстати, лучи исчезли.
В небе над ущельем ничего не было.
– Пошли, мужики, нам ещё Риту преодолевать.
Река Риты постоянно меняет русла (во множественном числе – это верно). Огромные валуны, которые она выкидывает (именно, выкидывает, а не выносит), когда в горах идут дожди, перемешали на Рытом землю, деревья, траву, песок – всё, что попадалось на их пути. Наверное, ещё и поэтому Рытый называют Рытым – как «Котопиллер» прошел. Идешь – ноги ломаешь. А тут, вот тебе здрасти, бурный поток!
Разуваться не хотелось. Устали. Решили, что корабль все равно придет (если ещё не пришел), – там все и обсохнут. В воду сунулись в обуви.
Первым в своих резинках пошел Ефим.
Вода на перекате не сказать, что бы была мелкой – до колена, это как пить дать, но выйдя на том берегу, Ефим не без удивления обнаружил, что ноги сухие.
– Спасибо, Рытый! – поблагодарил он Мыс.
Все остальные, пройдя в «горных» ботинка через бурлящий поток, так же вышли сухими из воды.
– Ну, как вам? Чудеса? – спросил Ефим.
– Да, что-то такое есть! – согласились старшие товарищи.
– А вы говорите, – павлины!
После реки, ни один кадр не получился, сколько Ефим не пытался снять с удовольствием обнаруженный Валентином у берега «Фрегат». Мутно – и хоть ты тресни! Что к чему?
– Это Рытый! – определил он ещё раз сам для себя все необычности, и успокоился, довольный тем, что оказался прав.
А на корабле их ждало пиво, водка и тройная уха из сига, хариуса и омуля одновременно.
Не успели скинуть мешки и пропотевшую одежду, как Ефим заметил на столе уже начатую бутылку водки и законченную бутылку пива. «Кто бы это мог быть?» – ехидно улыбнулся он сам себе и пошел мыть руки – скоро за стол.
Путешествие и приключения окончены.
А личное знакомство только началось. (Мужики обменялись «майлами», «сотами», гражданскими и производственными адресами, обещая, непременно, связаться и прислать по адресам всё, что отсняли.)
После, под уху и водочку, с удовольствием вспомнили, как и что было, посмеялись, пошутили, поблагодарили и похвалили друг друга, разомлев в тепле кают-компании, и моментально захмелев с устатку и не евши. Даже Ефим сказал Валентину:
– Здоровья у тебя, брат, –
– Это самое, никогда не стреляй, когда видишь медведицу с пестуном! – ответил Валентин.
– Иди ты в задницу, Валя. Я ему, б-ля, про Фому, он мне, ё-ха, про Ерёму. «Это самое!» тебе. Давай, лучше, наливай, брат, – смотри, Владимир Палыч тост сказать желают.
И в тот вечер каждый сказал тост! И даже «Титановый молчун» Андрей Валентинович, чьей силе воли Ефим не переставал удивляться на протяжении всего маршрута, двинул серьезную речугу.
А корабль шлепал по Морю, унося мужиков в МРС.
Глава третья
Спортзал
Какой бы ни была Москва прекрасной, – а она прекрасна – спору нет, – однако Подмосковье гораздо красивей, удивительней и чище. Речь не идет о подмосковных городах, речь идет о подмосковной природе. О темных борах, о шустрых речках, об озерах, о долинах, о просторах бесконечных, о низком, бирюзовом небе над ними. Не даром наши прадеды выбрали эти места, и заселили их. А сколько крови пролито, чтобы отстоять эти долины и боры?! Красота и свобода, какая русской душе люба-дорога и необходима, дорого стоят! Одно сейчас не вяжется со старинной картиной – самолеты, исполосовавшие всю голубизну неба белыми шрамами. А в остальном, Подмосковье всё тоже и дышится в нем полной грудью, и гордость за Родину у каждого русича просыпается в душе!
– Просыпайся, Ефим Тимофеевич, приехали! – кто-то тронул Ефима за плечо.
Ефим открыл глаза.
В глазах стоял ещё попутный туман, и в голове гудело. Мушки «облепили» правую ногу, шея слегка затекла. Потерев лицо ладонями, разгоняя кровь по коже, пошевелив пальцами правой ноги и несколько раз согнув и разогнув её, хрустнув шеей, покачав головой из стороны в сторону, Ефим распахнул дверцу, спрыгнул и твердо уперся прямыми ногами в шарообразную землю!
Свежий ветерок обдувал и бодрил – благодать! Пахло весной: мокрыми деревьями и оттаявшей землёй. Хотя до весны было ещё, как до луны, но так иногда бывает, если осень теплая и день пригожий. Ефим потянулся, вдохнул полной грудью, сказал: «Ха» на выдохе, тряхнул головой, как пес, отгоняющей муху, хлопнул ладонями и, потирая их, произнес: «Всё – я проснулся! Где это мы?!»
Это была какая-то турбаза или дом отдыха, или санаторий, каких вокруг Москвы миллион и все похожи, как капли воды.
– Где это мы, Владимир Палыч? – повторил свой вопрос Ефим.
– Приехали, уважаемый. Теперь эта база будет твоим родным домом несколько дней. Поживешь пока здесь, а потом решим, как быть дальше. Вынимай свою сумку, проходи, гостем будешь.
Владимир Павлович стоял, потирая грудь, глядя в небо – видимо, он тоже наслаждался природой и погодой. Вообще говоря, этот сильный и волевой человек был довольно сентиментальным и, не смотря на свой возраст и социальное положение, романтиком до мозга костей – по крайней мере, так казалось Ефиму ещё со времен совместного путешествия по Байкалу.