Одиночество Лины
Шрифт:
Она уже много лет мечтала, что у Лины появится ребёнок, и надеялась, что это будет девочка, и тогда она уже не сделает ошибок, которые допустила в отношениях с Линой. Она не знала, что сделала не так, но точно бы не сделала этого впредь. Но возможность была упущена – сразу же, как только она о ней узнала. Кто знает, сколько времени пройдет, пока Лина снова забеременеет, если вообще это произойдет. С этой мыслью было сложно смириться. Она едва успела выйти из больницы прежде, чем расплакаться. Достала салфетку из сумки и прикрыла ей лицо, чтобы прохожие не видели, что она плачет.
Глава вторая
Лина спит, поворачиваясь с боку на бок. Во сне она видит себя ребенком, где ей года четыре. Она гуляет с другой девочкой этого же возраста,
Она поворачивается и видит, что на противоположной улице идет мужчина. На нем серое пальто и шарф. Она узнает своего отца, который бросил их с мамой, когда она была ребенком. Она пытается бежать за ним, но не может, ноги отяжелели, она с трудом ходит. На улице стало темно, ее отца уже не видно из-за темноты. Тяжесть в ногах проходит. Она видит, что стоит перед своим домом, и забегает в дом позвать маму.
Мама была на кухне и читала рецепт. Лина плачет, говорит маме о подружке и змеях. Мама говорит, что это глупости и спрашивает, как зовут подружку. Лина не помнит, и плачет еще больше. Лина пытается призвать маму помочь, ведь потом будет поздно, но та начинает ее отчитывать, пытаясь внушить, что это вздор. Тут Лина понимает, что это не мама ругает ее, это она сама, взрослая, отчитывает себя ребенка, приняв на себя роль матери. Это приводит ее в замешательство. Она перестает ругаться и смотрит на девочку, которую отчитывает. Это уже не она в детстве. Эта девочка перед ней очень грустная, у нее дрожит губа, из-за того, что на нее кричат, а кто эта девочка – она никак не узнает.
Лина совсем растерялась. Она говорит, что ей надо прилечь, у нее болит голова. Она идет в спальню, а незнакомая девочка плачет и кричит:
– Не бросай меня! Они меня съедят! Ну пожалуйста!
В ответ Лина тоже начинает плакать. Она не может смотреть в лицо этой девочке. Она падает на кровать и прячется под одеялом. Она слышит, как эта девочка всхлипывает и кричит:
– Спаси меня от них! Пожалуйста!
Лина пытается сказать, что ей так жалко эту девочку, но тут она понимает, что спит. Она находится то ли во сне, то ли наяву, но не может говорить ни там, ни тут. Пытается заговорить, уже наяву, но не может. Она заставляет себя сесть и все же вскрикивает.
Она опирается на руку, и в следующую секунду понимает, что это был сон. Снова ложится и проводит ладонью по лицу. Сон постепенно забывается, она решается подняться.
Она осторожно встает с кровати у себя дома, в первое утро после выписки из больницы. Чувствуется, что ей уже лучше, но не сказать, что совсем хорошо. Сил уже чуть больше, но низ живота все еще тянет и болит. Она медленно направляется в кухню, стараясь держаться поближе к стене. Стены в квартире она покрасила сама в пастельные тона, а сейчас ей показалось, что, коснувшись стены, она испачкала кончики пальцев – показалось настолько явно, что даже отерла пальцы о пижаму.
Шаркая по коридору, она вспомнила, как тщательно красила эти стены. Было в том что-то терапевтическое, схожее с медитацией. Она наносила краску на стену и чувствовала, как ее мысли словно смешиваются с краской и становятся частью стены.
Спокойствие определяет ее дом. Она всегда, без колебаний, называла этот дом своим, в котором и стены помогают, ведь они словно ее часть, а для нее самой иметь дом всегда было очень важно.
Она заходит в кухню. Солнечный свет просачивается через
Ожидая кофе, она достает кружку, из которой пьет по выходным: эту кружку подарил ей знакомый из Швеции пару лет назад. Она наливает в кружку немного молока и кладет туда кусок сахара. Кофе готов. Она достает кофейник: ее кофе-машина варит почти на две чашки, и наливает себе в чашку. Какой знакомый этот звук: звук кофе, наливающегося в чашку. Это и успокаивает, и раздражает одновременно: как слова с несколькими непонятными значениями из языка, который она слышала всю жизнь, но никогда не понимала. Лина подносит кружку и слегка дует на кофе, добавляет свои звуки в беседу, в скучную музыку утра. Она делает небольшой глоток, ведь кофе еще горячий. Этот чудесный вкус – смесь кофе, цикория, молока и сахара. Возможно, эта какая-то химическая реакция или условный рефлекс, но ясность проносится по цепочке: от языка до головы. Она оживилась, и в гостиную идет уже смелее, но все же с осторожностью, держа чашку кофе.
Свой дом, а в особенности гостиную, она обставляла тщательно. Мебель в ее доме проста и удобна, и классическая, и современная. Она предвидела все, что может понадобиться ей или ее редким гостям. Если вдруг у нее будут гости, она готова сделать все, чтобы они чувствовали себя комфортно. Она говорила себе: «У меня почти не бывает гостей, а если все же бывают, я хочу, чтобы они чувствовали себя уютно». Она сама себя считала отличной хозяйкой, хотя обычно и не принимала гостей.
На ее диване и креслах в гостиной приятно сидеть. Около одного из кресел стоит маленький столик с лампой для чтения: она усаживает здесь гостей.
На этом столике всегда лежала подставка-салфетка для стакана с напитком, который она подаст гостю, или для себя, когда одна. На эту подставку она поставила свой кофе и осторожно села в кресло, размещая себя, словно утка, приглаживающая перья после выхода из воды. От этого кольнуло в боку. На столике лежал фотоальбом, в котором были собраны ее лучшие фотографии за несколько лет.
Ей нравились картины Эндрю Уайета, и в своих фотографиях она пыталась их повторить. На картинах он часто изображал думающих людей. Этот художник рисовал фермерские домики, стены, окна и двери – и пейзажи выходили призрачными. Следуя этому веянию, она фотографировала бездомных, пожилых – они были грустные и сидели по одному. Двери она тоже запечатлела на камеру – в основном, старые двери, всегда закрытые, и они выходили как часть застывшего пейзажа. Ей нравилось чувство одиночества от этих фотографий.
Немногие понимали эти фотографии. В основном гости пролистывали быстро альбом и говорили, что это мило. Иногда говорили, что они мрачные, и это ее обижало. Этот альбом с фотографиями, это ее книга, содержит послание – то, что она хочет донести до своего гостя, до своего читателя. Может, эта часть ее скрытого желания иметь кого-нибудь, хоть кого-нибудь – одного вполне достаточно – кто бы мог услышать крик ее одиночества. Если бы только один человек увидел бы ее настоящую, понял бы и, возможно, полюбил, она, скорее всего, была бы счастлива, и жизнь бы сложилась. Но никто не видел, и никто не понимал – так, по крайней мере, она это видела.