Одиночество Новы
Шрифт:
– Но был же. – Нова проводит свободной рукой по моему плечу, останавливается на лопатке, и рука у нее обжигающе горячая. – И это только то, что ты делаешь, а не ты сам. – Рука у нее дрожит, пульс бьется в одном ритме с уханьем басов, доносящимся со сцены. – Пожалуйста, Куинтон, позволь мне узнать тебя.
Мольба слышится в ее голосе, читается в сине-зеленых глазах, и обращена она, возможно, не ко мне, а к кому-то другому. Пожалуй, мне нужно встать и уйти, потому что Нова слишком хороша, чтобы целоваться со мной, но она такая грустная, и та маленькая часть души, что осталась во мне от прежнего Куинтона – того, который любил помогать
Нова опять целует меня и легонько тянет к себе за плечи, а я все еще держу пальцы на ее пульсе, сжимая рукой запястье. Жар и страсть охватывают наши тела, когда она проводит пальцем по моей шее. Я тихонько тяну ее за руку, притягиваю ближе, так, что между нами не остается уже совсем никакого расстояния, и тогда провожу рукой по ее спине, забираюсь под майку, чтобы почувствовать жар, идущий от кожи.
Нова ахает, когда я прерываю поцелуй и легонько прикусываю ее нижнюю губу. Потом провожу губами по подбородку, мягко целую в шею, и она вся выгибается. Когда я дохожу до ключиц, по тому, как ускоряется у нее пульс, чувствую, что она волнуется. Нова стонет, когда я пытаюсь стянуть вниз бретельки ее майки, и этот звук едва не сводит меня с ума – мое тело откликается на него так, как уже давно ни на что не откликалось, а губы как раз доходят до ее груди. Я уже мысленно вижу, как встаю, несу ее в палатку, срываю с нее одежду и знаю, что, когда войду в нее, это будет совсем не то, что с другими женщинами, с которыми я был за этот год. Я пытаюсь решить, нужно ли это мне – нужна ли эта близость, – и тут кто-то в толпе выкрикивает что-то похабное, все начинают свистеть и улюлюкать, и наша минута сгорает и рассыпается в пепел.
Мы отстраняемся друг от друга, я с облегчением вижу, что она не плачет, и я тоже не плачу. Но в этот раз вообще все по-другому. Может быть, дело в том, что это уже не первый наш поцелуй. А может быть, в том, что теперь я немного лучше понимаю ее. Нова не просто девушка, которая смеется, хихикает и понятия не имеет о душевной боли. Она многое пережила, и меня к ней неудержимо тянет. Но вот почему она не плачет – это все равно загадка.
Губы у нее чуть-чуть распухли, грудь вздымается.
– Наверное, не стоит этим заниматься у всех на виду, – выдыхает она, водит пальцем кругами по моему затылку и оглядывается на палатку.
– Хочешь, попробуем пробиться поближе к сцене? – спрашиваю я, чтобы не идти с ней в палатку, – я же знаю, чем все закончится. – По-моему, сейчас будет играть твоя любимая группа, помнишь, ты говорила.
Нова выгибает шею и нерешительно оглядывается через плечо на сцену:
– Не знаю, стоит ли оно того.
Люди вокруг сцены беснуются, многие девушки последовали призыву певца и разгуливают топлес. Вид и правда безобразный, еще года полтора назад меня бы никто в такое место не затащил. Но в жизни случается всякое, бывает и так, что заблудишься, окажешься вдруг в незнакомом месте и даже не помнишь, как туда забрел или свалился, – и не можешь найти дорогу обратно, и не знаешь даже, хочешь ли искать.
Я касаюсь ладонью ее щеки. Нова тут же смотрит на меня, наши глаза встречаются.
– Я рядом, и с тобой ничего не случится. Обещаю.
«Обещаю. Обещаю. Прости меня, Лекси».
Нова кивает, как будто верит мне безоговорочно, и я встаю, по-прежнему держась за ее бедра. Она хочет
– Это чтобы ты не запаниковала и не села на землю, – говорю я и несу ее в толпу.
Сначала Нова как будто опасается чего-то, но потом скрещивает ноги у меня за спиной и крепко держит меня за плечи. Наклоняется ко мне и, закрыв глаза, трется носом о мой нос.
– Ты мне напоминаешь одного человека, – шепчет она, а я лавирую в толпе, протискиваясь к сцене.
– Да? – Я сворачиваю в сторону и пробиваюсь между двумя парнями, у которых на плечах сидят девчонки топлес. – Кого?
Ее глаза открываются, в них отражается свет от рампы.
– Так, одного человека.
– Может, расскажешь, что за человек-то? – Я наступаю на свой незавязанный шнурок, но удерживаюсь на ногах. Пахнет какой-то тухлятиной, кажется, затхлым пивом, солью, дымом и вообще всем, чем только может вонять.
– Пока нет, – качает головой Нова.
– Но когда-нибудь расскажешь?
«А будет ли у нас это когда-нибудь?»
– Может быть… когда-нибудь… когда смогу.
Дальше мы идем к сцене молча. Темно, звезды мерцают, дрожащие огоньки рампы высвечивают лица вокруг. Еще жарко, но уже веет легкий ветерок, и руки у Новы покрываются гусиной кожей.
Я подхожу ближе, насколько могу пробиться, и опускаю Нову на землю. Она смотрит на сцену, обхватив себя за плечи, а я стою, опустив руки. На сцену выходит новая группа и начинает играть песню, такую грустную и правдивую, что мне от нее не по себе. В ней поется о жизни и смерти, о том, что и жизнь, и смерть всегда с нами. О том, что, даже когда человек уходит, жизнь все равно продолжается, что бы мы ни делали.
В середине песни Нова закрывает глаза и начинает раскачивать бедрами в такт музыке, а ее губы повторяют движения губ певца.
– Люблю эту песню, – говорит она, не открывая глаз, закинув руки за голову.
Мои глаза прикованы к изгибам ее тела и ее потрясающим движениям.
– А я люблю на тебя смотреть, – шепчу я так тихо, что этого не слышит ни она, ни моя собственная совесть. Впиваюсь ногтями в ладони, стараясь удержаться от искушения положить руки ей на бедра и двигаться вместе с ней.
Но песня все звучит, и меня все больше и больше гипнотизирует Нова и то, как самозабвенно она танцует, хотя обычно такая сдержанная. На долю секунды я радуюсь, что я здесь с ней, и тут же смущаюсь и чувствую себя виноватым – я ведь должен хотеть быть здесь с Лекси. Мысли проплывают в голове одна за другой, длинные, несвязные цепочки мыслей, но вот они выстраиваются в другом порядке и начинают складываться в одно целое, и вдруг на один мимолетный, отравленный чувством вины, невозвратный миг я радуюсь, что мое сердце тогда решило забиться снова.
Я делаю шаг вперед, сам не зная, что меня толкает, но уже не сопротивляясь этому порыву. Обнимаю Нову, притягиваю к себе, закрываю глаза, и звук ее голоса ласкает мне слух. Она прижимается ко мне, и мы вместе раскачиваемся в такт музыке. Вот так бы и не открывать глаза никогда, чтобы не возвращаться в реальность. Я не пытаюсь целовать ее или лапать руками. Просто держу, не размыкая объятий, и мне так хочется узнать и понять ее, как еще никого и никогда не хотелось. На краткий миг я снова чувствую, что у меня есть какая-то опора, есть причина, чтобы дышать и жить.