Одиночка — Джек
Шрифт:
— Так что ж, ты собираешься умереть?
— Ну нет! Я собираюсь вернуться и сменить руку в игре. Вы же знаете, никто не любит останавливать игру, когда ему везет!
Фермер пристально посмотрел на него. В присутствии этого мальчишки он снова почему-то испытывал чувство полной беспомощности. Ему было доступно многое, но он никогда, как казалось, не смог бы проникнуть в глубину души этого человека.
— Позволь сказать тебе еще кое-что, — обратился к нему Эпперли. — Если будешь поступать как порядочный человек, то сможешь жить здесь очень долго, хоть до конца своих дней. Я верю в это. И к тому же у тебя будет вдоволь дела, причем любого, сколько и
— Я слушаю вас.
— У меня здесь живет сейчас мой младший брат, парень кристально честный, прямой, искренний, открытый. У него сильные руки, острый глаз, он хорошо стреляет и разумен при этом. Получил юридическое образование и обещает сделаться не худшим из юристов. Но за всю жизнь он научился проявлять интерес лишь к одной вещи — его всегда тянуло поучаствовать в большой игре. Теперь наконец у него появилась идея на этот счет, и он ею страшно увлекся: собирается стать поверенным в делах, поехать в Джовилл, принадлежащий грабителю скота Шодрессу, и заняться ведением процессов, которые я и другие скотоводы хотим возбудить против некоторых нечестных дельцов. Но там, в городе, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша, хотя он способен сразиться с любым человеком, особенно с ружьем в руках. Но он не понимает, что на Западе оружием владеют с колыбели, совершенствуя свое искусство попадания в цель. Таково большинство здешних любителей пострелять, не то что он, который это делал время от времени. И прежде, чем он проживет хоть день в городе, один из этих умельцев непременно сцепится с ним и прострелит ему сердце еще до того, как он упадет на землю. Ты понимаешь это?
— Да, — спокойно ответил Димз. — Я не раз видел, как это делается.
Эндрю Эпперли не попросил объяснить более подробно. Но он не мог не задуматься, где и когда Одиночка Джек видел, как это делается, и был ли он зрителем или участником подобного действа.
— И вот, — сказал Эпперли, — какова цена, которую я хочу заполучить от тебя, — цена, которую ты должен уплатить мне за Команча и за твою спасенную жизнь, за то, что мы выловили тебя с братом из реки. Ты должен поехать с Дэвидом в Джовилл и попытаться защитить его первые десять дней. После этого, думаю, он сам встанет на ноги, узнает поближе этих людей, и люди узнают его, и, полагаю, тогда ни одна из сторон не будет позволять себе вольности по отношению к другой. Но первые десять дней могут стать роковыми. И говорю вам, Димз, что если вы сможете присмотреть за моим братом в этот весьма критический период, то, весьма вероятно, сохраните миру полезного гражданина, который родится из бесполезного прожигателя жизни!
— Десять дней? — переспросил преступник.
— Столько или около того.
— Это долгий срок… для меня!
— Да. Я понимаю.
— И это плата за Команча? После этого я получу на него все права?
— Точно!
— Фью! — свистнул преступник. — Команч, как думаешь, мне соглашаться?
Чудовищно огромный пес поднял голову и заскулил, прижав уши к голове.
— Слышите? — выдохнул Одиночка Джек. — Он говорит мне, чтоб я принял ваше предложение, и я его принимаю. Но посмотрите на него. Вы и вправду думаете, что он за меня беспокоится, а, Эпперли?
Глава 10
ПОЙМАТЬ С ПОЛИЧНЫМ!
В разговоре с братом Эндрю Эпперли пришлось прибегнуть к изрядной доле дипломатии. Потому что, когда он предложил, чтоб Одиночка Джек сопровождал Дэвида в качестве
— Я сам позабочусь о себе в любой ситуации, — сказал он. — Прежде всегда сам стоял на собственных ногах и не желаю ни с того ни с сего изменять своим принципам. Что касается оружия, так у меня с собой пара кольтов, и, между нами говоря, последние три дня я постоянно практиковался в обращении с ними.
Эндрю Эпперли не стал спорить по этому поводу. И даже не попытался описать те мучительно прожитые годы, полные усилий, напряжения, когда он сам пытался укротить кольт, в совершенстве овладеть им. И очень не скоро почувствовал, что может, как говорится, «оседлать» его. Ведь, как известно, чужой опыт не учит ничему. Поэтому он сменил тактику.
— Естественно, Дэйв, я хотел бы привести доказательства, которые могли бы убедить тебя в полезности Димза. Но, между нами говоря, я уверен, что он в этом смысле ничего собой не представляет, более того, возможно, даже будет тебе здорово мешать.
— Будет — если я ему позволю, — самоуверенно согласился Дэвид.
— Но, думаю, Дэйв, если бы ты все же взял его с собой, Димз бы понял, что в нем нуждаются. Это могло бы стать той опорой, которая помогла бы ему выбраться из трясины безверия, понимаешь? Ты можешь помочь ему заново родиться, Дэйв!
— Его невозможно переделать, — безапелляционно заявил Дэвид. — Он появился на свет дурным, рос дурным, и ему ничего не остается, как только и умереть дурным.
— Совсем не по-христиански отталкивать человека, не дав ему ни единого шанса!
— Я скорей не во всем буду следовать заветам христианства, чем совсем не буду следовать логике. Это мое окончательное мнение, брат. Одиночка Джек Димз — убийца и негодяй, который заслуживает виселицы. Я не хочу брать его под свое крылышко.
— Но говорю тебе, Дэйв, что, если такой сильный и решительный человек, как ты, не протянет ему руку, он бесповоротно пропал.
Тонкая отрава лести все же проникла в душу Дэвида: он заколебался в своей решимости.
— Но он должен будет в точности выполнять все мои приказы! — воскликнул Дэвид.
— Об этом можно договориться, — сказал Эндрю, хотя почувствовал, что почва вот-вот ускользнет из-под ног.
— Тогда я возьму его с собой и дам ему шанс!
Совершенно безо всякой надежды Эндрю Эпперли отправился к Одиночке Джеку и нашел его лежащим под фиговым деревом и заложившим руки за голову. Над ним нависла мощная туша Команча — тот оскалил зубы и вздыбил шерсть.
— Фью, малыш! — сказал Димз.
Могучий Команч отступил и улегся головой на лапы, но глаза его, отсвечивающие красным, неотрывно и настороженно следили за фермером. Эндрю Эпперли преисполнился глубокого удивления, видя, с какой быстротой и с каким совершенством этот худощавый юноша привел Команча к полному повиновению.
Вор и убийца перекатился на локоть — на левый локоть, а правая рука, быстрая и сильная, точно змея, осталась, как всегда, свободной.
Взглянув в хмурые черные глаза парня, Эпперли внезапно почувствовал, как бесполезна будет в разговоре с ним любая тонкая хитрость. Поэтому он просто сказал:
— Мой брат затеял игру, не зная правил. Он не хочет, чтобы ты ехал с ним как телохранитель, так он и сказал. И еще сказал, что вообще не хочет иметь с тобой дела, но разве что из сочувствия согласился дать тебе шанс исправиться. Ты будешь получать от него строгие приказы, как себя вести!