Одиночка. Трилогия
Шрифт:
— Да.
— Всего сутки. Она в порядке, вот увидишь, — с этими словами Рейчел поставила котелок с водой в противоположный уголок камина.
— А ты? — я затронул тему, которая, скорее всего, воскресит неприятные воспоминания. — Где ты была во время атаки?
— В подвальном этаже.
В глазах Рейчел отражались огоньки пламени.
— Я услышала взрывы. Они длились около получаса, не меньше. Меня не было в Нью–Йорке в две тысячи первом, но я подумала, что это снова террористы. Решили довести задуманное до конца. Ведь так?
Я пожал плечами,
— Когда раздались первые взрывы, начали эвакуировать посетителей и вспомогательный персонал. Остальные спустились в подвал. Мы просидели там несколько часов. Я не хотела выходить, но поддалась на уговоры, — Рейчел улыбалась. По глазам было видно, что она полностью ушла в воспоминания. — Мы поднялись наверх и увидели их… Охотников, да?
— Да.
— Эти люди были безумными. В тот же вечер мы стали свидетелями того, как они охотятся друг на друга: и здесь, в парке, и на Пятой авеню. Мы не знали, как быть. Нас осталось мало, и мы продолжали ухаживать за животными. А на следующий день все ушли, и осталась только я. Они пытались связаться с семьями, с друзьями, но ничего не работало — ни городские телефоны, ни мобильные, молчало и радио, и телевидение. Было непонятно, что случилось. Они говорили, что приведут помощь, но…
— Я тоже все перепробовал. — Как же обидно и страшно было Рейчел, когда ее вот так бросили! — Все виды связи, все каналы — везде пусто. На всех радиочастотах либо помехи, либо странный стук, будто дятел долбит. Один раз я вроде поймал музыку в машине, но, наверное, мне показалось от усталости.
10
Я вздрогнул, представив, каково было Рейчел эти двенадцать дней: сидеть вот так и не иметь ни малейшего понятия о том, что творится снаружи. Я молча поправил головешку, чтобы она не выпала на пол, и обрадовался, когда Рейчел нарушила тишину, заговорив совсем о другом.
— А где ты жил в Австралии?
Мне понравился ее вопрос. Целый день мы проработали молча, и я боялся, что из–за шока она замкнулась и теперь сможет говорить только о выживании и ни о чем другом.
— В Мельбурне. Это в южной…
— Мы летали туда с родителями, когда мне было столько, сколько тебе, — она немного помолчала. — Красивый город, но мы там провели всего пару дней, в основном жили в Сиднее и ездили по бушу
[1]
.
— А ты откуда?
— Я родилась в Техасе, в Амарилло. А когда училась в школе, мы переехали на западное побережье.
Рейчел рассказывала мне о своем детстве, отвечала на мои глупые вопросы про ковбоев и нефть, говорила о своей семье и о музыке. Мы оба скучали по дому и по многим другим вещам. Оказалось, что я люблю британских рокеров, а она слушает американский панк–рок. Мы оба немного учились играть на фортепьяно, пели под душем и искренне не понимали,
— Помнишь Пипца?
— Ага. И где наши Убивашка с Папаней
[2]
? — «возмутилась» Рейчел, макая в суп печенье. — И вообще, где наши Ангелы–хранители
[3]
?
— Это те, которые дежурили раньше у станций подземки в красных беретах и куртках?
— Они и сейчас кое–где стоят, — сказала Рейчел и тут же поправилась: — Вернее, стояли. Меня интересует, где армия, где полиция, где власти?
И я снова принялся рассказывать, как прожил эти двенадцать дней. Наконец, поделился с Рейчел тем, что произошло сегодня утром, что видел людей в военной форме на грузовиках, передал разговор со Старки.
— А ты спросил у него, куда они идут, эти солдаты?
— Он бы не сказал. Только… они были не совсем солдаты.
— Как это?
— Думаю, они действовали против приказа, вне закона. Просто объединились с определенной целью. Они уже не молодые, возраста моего отца. А еще, — вспомнил я, — в одном грузовике был большой зеленый ящик, размером с хороший холодильник, с какой–то непонятной аббревиатурой, я расшифровал только конец — «армия США».
— Ну да, тогда блокпосты выглядят вполне логично. Может, эти люди — первая разведывательная группа, отряд опережения, а за ними придет настоящая помощь, спасатели… Я думаю, как–то так.
— Может и так, только знаешь, что странно: Старки, с которым я разговаривал, сказал, что им удалось обойти блокпосты и так попасть в город.
— Обойти?
— Именно. Я еще тогда подумал: значит, предполагается, что их здесь быть не должно.
— А они не объяснили тебе, что случилось?
Я отрицательно покачал головой.
— Я пересказал все почти слово в слово.
Мне стало легче после разговора с Рейчел, показалось даже, что она понимает некоторые вещи лучше, чем я.
Я постарался есть медленнее и чуть не подавился от смеха.
— Ты чего?
— Отвык есть в компании. Я двенадцать дней заглатывал еду, как удав, и все.
— Не бери в голову.
— Понимаешь, я, как умел, старался не сойти с ума. Ни секунды не сидел без дела: изучал здание, приготовил на крыше сигнальный костер, высматривал на улицах и на горизонте признаки помощи.
— Работа помогает. Когда занят, не так тяжело.
— Ты ведь тоже постоянно трудилась. Я выжил только благодаря тому, что не сидел на месте, — ну, и без удачи не обошлось.
— Мы оба родились в рубашке, — сказала Рейчел налив нам по кружке колы. — Ты все время жил на верхних этажах Рокфеллеровского небоскреба?
Я кивнул.
Дзынь–дзынь — чокнулись мы кружками с колой.
В глазах Рейчел отражалось теплое пламя камина.
— И больше нет выживших?
— Я никого не видел. Но точно сказать нельзя. Может, люди отсиживаются по офисам и квартирам, выжидают, пережидают, надеются, что придет помощь или смерть — ведь рано или поздно что–то должно случиться.