Одиночка
Шрифт:
Но Стросс прибыл в Европу по другой причине.
Кивнув с почти очевидным сожалением, он повернулся к двум бывшим заключенным.
— Я хотел бы показать вам одну фотографию, — обратился он к ним через переводчика. Стросс достал из портфеля папку, извлек оттуда снимок восемь на десять и пододвинул его к Рудольфу Врбе. Тот лишь покосился на карточку. — Вы узнаете этого человека?
Пока говорил переводчик, лицо Рудольфа оставалось непроницаемым.
— Он вам знаком? Вы могли встретить его в лагере, — продолжал Стросс.
Бывший заключенный
У Врбы были темные волосы, приплюснутый нос и резко очерченные низкие брови. Приподнятый уголок рта придавал его лицу выражение почти ехидное. Он внимательно вглядывался в снимок. В конце концов Рудольф поднял взгляд на Стросса.
— Извините, — произнес он по-английски и отрицательно покачал головой.
Стросс испытал горечь разочарования. Это была его последняя надежда. И не только его. На кону был целый год работы. Он передал снимок Вецлеру. У того были кустистые брови и высокий лоб, что придавало его лицу более интеллигентное выражение. Вецлер долго изучал фотографию, но затем отложил ее, неопределенно пожав плечами.
— Прошу вас, — убеждал его Стросс. — Посмотрите еще раз. Это важно.
Вецлер едва взглянул на снимок и потянулся за сигаретами, лежавшими на столе. Стросс не мог не заметить синеватые цифры у него на предплечье. Вецлер закурил и, не отрывая взгляда от капитана, произнес довольно длинную фразу по-чешски.
— Мистер Вецлер желает знать, почему этот человек заслуживает большего внимания, чем все остальные, — спросил переводчик. — Ежедневно умирают сотни ни в чем не повинных людей. Женщины, дети. Как только они прибывают, у них отнимают все вещи и посылают в газовые камеры. Они все хорошие люди, — Вецлер говорил быстро, переводчик едва за ним поспевал. — Они все жили достойно. И кто такой этот человек, что вы ради него приехали сюда и пытаетесь его разыскать?
Бывший заключенный придвинул фотографию назад Строссу, ожидая разъяснений.
— Я не могу сказать, — ответил Стросс, глядя собеседнику в глаза, — но это очень важно. Я понимаю вашу позицию. И я донесу ее до высших эшелонов моего правительства. Я вам обещаю.
Бывший лагерник хмыкнул, сдунув пепел из пепельницы. Быстро посмотрел на своего товарища, как будто между ними был молчаливый договор. Стросс, подождав с минуту, убрал фотографию профессора в портфель.
Внезапно Рудольф Врба неохотно кивнул и произнес на плохом английском:
— Он там. Ваш человек. Вернее, был там два месяца назад. Но каждый день умирают сотни людей. Так что точно сказать нельзя…
Стросс почувствовал, как к нему возвращается вера в успех. Он там! Ради этих слов он пересек океан!
— Вы в этом уверены? — спросил он чеха. — Там же тысячи лиц. И он наверняка изменился. Все меняются.
Строссу было мало одних воспоминаний. Ему нужно подтверждение. Что-то более определенное.
— Он ведь какой-то профессор, да? По крайней мере, так его называли, — вспомнил Врба.
Стросс почувствовал, как кровь стучит в висках.
— Да, именно.
— Помимо
— НП седьмой? — не понял Стросс. Он записал номер в блокнот. — Что это значит?
— Нижний правый зуб, семерка. Я изучал стоматологию на родине. Однажды он ко мне приходил. У него был абсцесс, — Врба неожиданно улыбнулся. — В лагере я никогда не присматривался к лицам. Но зубы-то я всегда запоминаю.
Глава 8
В тот вечер Стросс спустился в бар своего небольшого отеля, расположенного на темной боковой улочке, в стороне от шумного веселья курортной жизни и от «Паласио ду Эшторил», где в баре с панелями красного дерева бурлила светская жизнь, а немецкие и английские шпионы пили коньяк, подмечая каждого входящего гостя.
Кроме Стросса в баре была еще пара, обжимавшаяся в дальнем углу за бокалом апероля.
Здесь он не привлекал нежелательного внимания, и никто из служащих отеля не смог бы ненароком заглянуть в его бумаги. Стросс перечитал телекс, который только что послал в Вашингтон.
Он должен был поступить прямиком на личный номер генерала Донована. В сообщении описывались подробности поездки: встречи с клиентами, зависшие заказы, запрос в министерство природных ресурсов. Текст, разумеется, был выдуманный, для отвода глаз.
И только последняя строчка содержала послание.
— Вы и не собирались нам помогать? — констатировал Александр Кацнер, после того как Врба и Вецлер все рассказали и стало ясно, зачем Стросс приехал из Америки.
Нет. Я не могу вам помочь.
Стросс все детство и юность учил Тору. Его родственники по отцу до сих пор оставались где-то в Европе. Он вспомнил цифры, выжженные на предплечье у Вецлера. Если бы только было принято решение бомбить эти чертовы лагеря — он был готов сам сесть в бомбардировщик!
К нему приблизился бармен.
— Скотч. Самый лучший, — заказал Стросс. Обычно он не пил, но сегодня, представляя себе, какую реакцию вызовет его сообщение у Донована, он решил, что будет уместно это отметить.
Ежедневно умирают сотни ни в чем не повинных людей, — сказал ему Вецлер. — И почему именно этот человек заслуживает вашего особого внимания?
— Неужели вы сами этого не понимаете? Вы ведь еврей, — укорял его другой представитель комитета беженцев.
Да все он понимал! И от этого ему было невыразимо больно.
Но у него была иная цель.
Бармен принес скотч. Стросс выпил залпом, и ему сразу полегчало. Он улыбнулся, представляя, как за три тысячи миль отсюда его начальник читает депешу.
Он заказал еще скотча.
Абсцесс… Стросс усмехнулся и покачал головой. По крайней мере, теперь подтвердилось его местонахождение. Правда, оно больше похоже на ад. Оставалось лишь поехать и забрать его оттуда.