Одиночный полёт
Шрифт:
Стрелок разворачивает пулемет. Он с яростью всаживает в тело чужой машины длинную очередь. Он видит вспыхнувший на фюзеляже язычок пламени и бьет, бьет, бьет по нему, заставляя разгораться еще ярче. Пламя вытягивается, словно лента, стремительно сматывающаяся с барабана, лижет хвостовое оперение. К земле устремляется огненная комета, на несколько секунд гасящая прожекторный свет.
– На гад, на, на, на!
– бормочет стрелок сквозь зубы.
Машина, в которой он сидит, тоже несется к земле. Она опрокидывается на правое крыло. Целиться трудно.
– Командир! Молчание.
– Штурман!
Ни звука.
– На, гад, на, на!
Стрелок не знает, кто их сбил. Но он видит перед собой врага, который так или иначе к этому причастен. У стрелка есть оружие. И он должен полностью рассчитаться за гибель самолета, за гибель командира, штурмана и свою собственную. Ему страшно, но еще более - обидно и горько, что он так мало успел сделать, и он вымещает свою обиду на несущемся к земле самолете, полосуя из пулемета по его крыльям. Вся его ненависть сосредоточена на этих крыльях, которые он прошивает длинными очередями.
Бомбардировщик падает почти отвесно. Самолет дрожит, как в лихорадке, его кидает из стороны в сторону.
Стрелка отрывает от сиденья, он почти лежит на пулемете, упираясь головой в обзорный купол. Он весь выворачивается, стремясь не выпустить из прицела горящий самолет, и бьет, бьет, бьет...
Самолет противника выпадает из сектора обстрела. Стрелок бросает рукоятки пулемета, облизывает губы и оглядывается в бессильной ярости. У него еще остались патроны. Но они уже не нужны. Вокруг - пустое черное небо и падающий в нем бомбардировщик. Стрелок чувствует, как стремительно надвигается на них земля.
...Когда они после тщетного ожидания группы из соседнего полка подходили к линии фронта, стрелок, пытавшийся еще раз связаться с аэродромом, доложил:
– Командир, земля не отвечает.
– Стрелок, у вас включена рация?
– резко спросил пилот.
– Да.
– Немедленно выключите ее!
– А как же связь?
– Выключите!
Стрелок щелкнул выключателем.
– Есть. Выключил.
– И теперь до конца полета забудьте о ней. Вы что же, хотите, чтобы нас засекли?..
Но сейчас - другое дело. Стрелок щелкает выключателем и берется за ключ.
"МОСКВА, КРЕМЛЬ, ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ. ДОКЛАДЫВАЕТ ЭКИПАЖ КОРАБЛЯ НОМЕР 33. ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО. БОМБЫ СБРОШЕНЫ НА КЕНИГСБЕРГ".
Дрожащими руками он выключает рацию и вытирает пот. Затем оглядывается с недоумением и растеряниостью. Что-то изменилось. Случилось что-то такое, чего он не ожидал. Он замирает.
Самолет больше не падает. Неуверенно рыская из стороны в сторону, он тем не менее все больше выравнивается и разворачивается на восток. Стрелок протирает глаза, моргает, протирает еще раз.
– Командир! Штурман!
– кричит он. Никакого ответа.
– Товарищи капитаны! Отзовитесь! Молчание. И тогда стрелку становится страшно. Он израсходовал почти весь боекомплект! А справа, на юге, в полнеба поднялась ослепительно -
"Я расстрелял боекомплект. Мне нечем больше воевать, Я угробил экипаж", с ужасом думает стрелок. Он стонет от злости и бессилия.
– Командир! Штурман!.. Да отзовитесь же вы! Командир!
18
– Командир, возьмите штурвал еще чуть на себя!
– говорит штурман.
– На себя!
Пилот тянет штурвал. Приподнимает правое крыло самолета. '
– Так!
– говорит штурман.
– Теперь нормально. Командир, что с вами?
Пилот медленно облизывает губы. Потом выпускает штурвал из правой руки и трогает голову.
Шлемофон изорван осколками стекла и железа. Пальцы натыкаются на большой кусок стекла. Пилот рывком выдергивает его. В мозгу вспыхивает шаровая молния. Несколько секунд пилот сидит неподвижно, приходя в себя. Он чувствует, как под шлемофоном растекается кровь.
Он переносит руку на лоб. И здесь осколки. Десятки мелких стеклышек, застрявших в коже и черепе. Дотрагивается до век. И сразу же отдергивает руку. Глаза...
Он знал это. Но боялся поверить. Он сжимает зубы и опускает руку на штурвал.
– Штурман...- говорит он, - штурман, вы не ранены?
– Нет! Командир, что с вами?
– Стрелок... вы... живы? Он задыхается, но не дает боли усыпить себя снова,
– Стрелок!
Никакого ответа. А может, он и был, только пилот не услышал. Потому что в голове у него работает паровой молот: бух-бух-бух...
– Командир, что с вами?
– настойчиво спрашивает штурман.
– Почему вы не отвечаете? Командир!
– Экипажу приготовиться оставить машину, - приказывает пилот.
Он совершенно спокоен. Он знает, что произошло и что нужно делать. Он отдает четкие, разумные распоряжения. Единственно возможные в их положении. И он знает, что успеет сделать все необходимое до того, как тело откажется ему повиноваться.
– Командир, что с вами? Вы ранены? Или попали в прожекторный луч?
– Послушайте, штурман...- медленно выговаривает слова пилот разбитыми губами.
– Это не луч. Они вышибли мне глаза. Я... больше ничего не могу. Приготовьтесь...
– Нет!
– с яростью кричит штурман.
– Нет! Командир... нас не так просто угробить! Чуть накрените машину влево и дайте левой ноги... чуть-чуть... Так! Командир, держитесь! Мы выберемся!
Чернота снова надвигается на пилота, а стенки кабины сжимают голову.
– Штурман...- шепчет пилот, - штурман... попробуйте связаться со стрелком... Он слышит голос штурмана как сквозь вату:
– Стрелок! Сержант Кузнецов! Отвечает тот или нет? Нужно во что бы то ни стало связаться со стрелком. Обязательно. Сказать ему что-то важное, без чего он не может... не может... Ах, да. Вспомнил.