Одиночный выстрел
Шрифт:
Для Киценко молодой хирург нашел хорошее место — одну из подсобок, находящихся в распоряжении медсестры-хозяйки дивизионного медсанбата. Там хранились матрасы, подушки, одеяла. Кроме того, добрейшая Зинаида Кузьминична снабдила симпатичного пехотного офицера кружкой горячего чая и вполне заинтересованного выслушала его рассказ о том, как вторая рота сегодня отбивала третью атаку фрицев.
Глава десятая. ПОЕДИНОК
Над серыми бетонными опорами в беспорядке громоздились перекрученные, изломанные, разбитые металлические конструкции. Ветер раскачивал несколько балок, свисавших вниз, и они, цепляясь одна за другую, издавали противный скрежет. Все это до середины ноября прошлого, 1941 года, было ажурным, но крепко построенным железнодорожным мостом. Его перебросили над Камышловским оврагом,
Однако обер-фельдфебель 121-го полка 50-й пехотной Брандербургской дивизии вермахта Гельмут Боммель уже полчаса рассматривал их в бинокль и размышлял. Центральная часть длинного моста обрушилась вниз, но три пролета в самом его начале уцелели. Мост господствовал над местностью. Следовательно, с этих пролетов открывался вид на советские оборонительные позиции, сейчас пролегавшие по гребню южного склона Камышловского оврага и по южному берегу реки Бельбек. Обер-фельдфебель прикидывал, каким может быть тут расстояние до цели. Получалось, что метров 600–800, а это — действенный снайперский выстрел.
В 121-й пехотный полк уроженец города Бремена прибыл совсем недавно, в конце января 1942 года. Второй штурм Севастополя для немцев закончился неудачей, город они не взяли. Командование Одиннадцатой армии принялось анализировать собственные ошибки. Из Берлина торопили эту работу и присылали всевозможные подкрепления. Так и Гельмут Боммель, инструктор стрелковых курсов, получил командировку в Крым, дабы ускорить подготовку армейских снайперов, способных вести борьбу со снайперами противника. Те совершенно обнаглели и не давали покоя героическим частям вермахта, осаждавшим русскую крепость, ни днем, ни ночью.
Выбор начальства был вполне оправдан. Обер-фельдфебель получил две награды: ордена «Железный крест» 1-й и 2-й степени, — метко стреляя в Польше, Бельгии и Франции. Счет уничтоженных вражеских солдат и офицеров превышал у него цифру двести. Командир 121-го полка полковник Рудольф Шмидт, принимая известного в армии снайпера, выразил надежду, что Боммель отличится и здесь, загонит в землю не менее сотни «Иванов» еще до тех пор, когда Севастополь будет взят доблестными войсками фюрера.
В январе 1942 года Бранденбургская пехотная дивизия занимала довольно обширный участок фронта: от деревни Камышлы по северному склону оврага до обрушившегося Камышловского железнодорожного моста и дальше за ним — по Бельбекской долине до высоты 133,3 метра. Потому Гельмута поселили в деревеньке под названием «Бельбек», в доме, расположенном на окраине. Глава семьи Ахмет Керимов, бесспорно, являлся человеком проверенным. Он служил в карательном татарском батальоне, гонялся по лесам за русскими партизанами, часто расстреливал непокорных крымчан в городах и селах полуострова.
Здешние леса и горы интересовали обер-фельдфебеля, поскольку главенствовали на том пространстве, где нынче предстояло ему действовать во славу германского оружия. Будучи опытным стрелком, Боммель желал изучить местность досконально прежде, чем выбрать огневую позицию на ней и заглянуть в прицел снайперской винтовки.
Крымские татары подобострастно относились к оккупантам. Ахмет Керимов тоже всячески старался услужить господину обер-фельдфебелю, сопровождая его в прогулках по лесным тропинкам. Он без конца что-то объяснял на своем тарабарском наречии. Однако проблема в общении существовала. Боммель, естественно, не владел ни татарским, ни русским. Садовод из деревни Бельбек говорил по-русски плохо, путая слова, неправильно расставляя ударения, а также — падежные окончания прилагательных и существительных. Переводчик, которого однажды прислали Боммелю из штаба, жаловался, что не понимает многих фраз татарина, не знает, как их перевести.
Между тем леса, скованные холодом и чуть заснеженные, были очень красивы. Боммель и без подсказок Ахмета узнал вяз, священное дерево древних римлян, дуб скальный, вечнозеленый можжевельник и клен-явор, чьи ветви расходились в разные стороны, как лучи солнца. Одно оставалось для него непонятным: как прятаться, как маскироваться среди этих нагих стволов, лишившихся листвы, как продираться сквозь колючие кусты «держи-дерева» и «собачьей розы», то есть крымского шиповника.
Ведь ему лучше
Весной 1940 года Боммель побывал в Бельгии и Франции. Особенно запомнилась боевая операция под городом Дюнкерком. Там в окружение попали 18 французских, 10 английских и 12 бельгийских дивизий. На равнинной заболоченной местности у берегов Северного моря вражеским пехотинцам просто негде было спрятаться. Германская авиация и танковые части под командованием генералов Клейста и Гота лишили союзников воли к сопротивлению. Как говорится, стреляй — не хочу…
После очередной прогулки в лесу обер-фельдфебель заглянул в солдатскую кофейню, что располагалась недалеко от штаба 50-й Бранденбургской дивизии. Там Боммель случайно встретился с прежним своим сослуживцем Эрихом Гофманом. Ветераны обнялись и сели за один столик выпить кофе. Эрих ничуть не изменился. Он все так же носил погоны унтер-офицера с поперечными нашивками, положенными кандидату на офицерское звание. Почему он до сих пор не лейтенант, Гельмут решил не спрашивать, а сам Гофман о том не заговорил. Зато он с удовольствием поведал обер-фельдфебелю о здешних делах, выложив целый ворох побасенок и слухов, распространенных среди нижних чинов Одиннадцатой армии. Среди них был и такой: в Севастополе есть красивая русская женщина-снайпер, у ее на счету — двести убитых немцев.
— Ерунда, — небрежно ответил Боммель. — Типичная большевистская пропаганда, лживая и нелепая.
— Разведка подтверждает, — возразил Эрих.
— Пойми, женщины из-за своей физиологии и по складу характера не могут быть снайперами. Эта работа — не для них.
— А ты бы, Гельмут, поборолся с ней?
— Запросто! — рассмеялся обер-фельдфебель. — Как только увижу, застрелю, но не сразу. Очень хочется насладиться ее красотой…
Испытывая необъяснимую неприязнь к крымскому лесу, Боммель избрал для первой своей боевой позиции разрушенный железнодорожный мост над Камышловским оврагом. Не раз и не два обходил он его руины пешком. Бетонные опоры моста действительно не пострадали. Три пролета с рельсами, балками, ограждениями стояли прочно. Дальше путь обрывался. Искореженные металлические конструкции висели над землей на высоте пяти метров. Здесь уже начиналась нейтральная полоса, не принадлежавшая ни русским, ни немцам.
В предрассветном сумраке обер-фельдфебель забрался туда и обустроил снайперское гнездо. Опорой для ружья послужил причудливо изогнутый стальной прут. Однако вести стрельбу Боммель мог только с колена. Лечь, сесть, вытянув ноги, встать во весь рост не позволяло узкое пространство между балками. Зато с одной стороны они надежно прикрывали тело стрелка. Открытыми оставались голова, шея, плечи и правый бок.
Перед восходом солнца порыв ветра промчался над оврагом. Точно ожив, взорванное железо закачалось, заскрипело. Боммель в тревоге оглянулся. Но его положение не изменилось, он рассчитал его правильно. Успокоившись, он поднял бинокль к глазам и посмотрел на позиции противника. Вскоре там на проселочной дороге показалась пароконная повозка. Кроме кучера в ней сидели два человека в ушанках и длинных серых шинелях, перетянутых офицерскими портупеями…
Старшего сержанта Павличенко вызвали в штаб полка внезапно. Пришлось прервать занятие по изучению материальной части СВТ-40, которое она проводила для новичков, на прошлой неделе прибывших во вторую роту. Оставив вместо себя Федора Седых, Люда отправилась к начальству.
Встречи с ним уже не заставляли Людмилу нервничать так сильно. Вместо любвеобильного майора Петраша командиром 54-го стрелкового полка в конце декабря 1941 года стал майор Николай Михайлович Матусевич. Участник Гражданской войны, кадровый офицер РККА, бывалый и мудрый человек, он ценил в подчиненных боевые качества, а не готовность угождать людям вышестоящим. Павличенко представилась ему, выйдя из госпиталя после второго ранения. Она сразу поняла, что Матусевич знает о ее несостоявшемся награждении и намерен как-то загладить эту несправедливость.