Одинокая леди

Роббинс Гарольд

— Но не на сей раз, — сказала она глухим голосом.

— Не на этот раз.

— Даже если я перепишу ее?

— Все равно она не оживет. В основе нет настоящей истории, сюжета.

Все открыто, все вывалено на обозрение, и ничего не складывается. Как в калейдоскопе. Каждый раз, когда ты его поворачиваешь, разваливается картинка. К тому моменту, когда я прочитал «занавес», я так запутался, что даже не понял, о чем же ты все-таки писала.

— И что ты предлагаешь?

— Я бы отложил ее в сторону. Может быть, со временем она выстроится у тебя

в голове. Тогда ты сможешь вернуться к ней. А сейчас из этого ничего не получится. Считаю, что тебе надо начинать новую работу. Она не ответила. Как легко давать советы — что и как делать, если выполнять не тебе.

— И не надо отчаиваться, — сказал он. — У каждого драматурга, добившегося успеха, в прошлом спрятаны одна или две неудачные пьесы.

Главное — продолжать писать.

— Я знаю, — сказала она и на самом деле так и думала, но сейчас ей от этого не было легче.

— Извини, — сказал Фэннон и поднялся из-за стола. Она посмотрела на него, понимая, что их встреча завершилась. Все-таки ей удалось справиться со своим голосом:

— В любом случае, спасибо тебе. Он вышел из-за письменного стола, взял рукопись, вручил ей и опять поцеловал в щеку.

— Не пропадай и не веди себя, как незнакомая, — сказал он. — Сообщай о себе. Звони.

— Обязательно.

— Позвони мне на следующей неделе, позавтракаем вместе.

— Да, — она быстро проскочила через комнату секретаря, едва сдерживая слезы.

Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел ее в таком состоянии. И весь путь вниз на лифте она боролась со слезами, которые буквально душили ее.

На улице она заметила урну на углу здания и в приступе ярости и жалости к самой себе бросила рукопись в урну.

Джери-Ли прошла больше квартала, прежде чем одумалась и бегом вернулась к злополучной урне, чтобы взять рукопись. Она извлекла ее с самого дна.

Может быть, она подсознательно ощущала, что от рукописи следовало бы избавиться уже тогда, когда она все еще работала над ней? Но ни тогда, ни сейчас она не смогла бы этого сделать и остановиться — слишком много в нее было вложено. Ей просто необходимо было выплеснуться. Она должна была это сделать.

Теперь, когда все в прошлом, надо начинать все сначала. Но где? И как? Нужно было привести в порядок слишком много дел, таких, как квартплата, например, или счета. Другими словами, необходимо достать хоть какие-то деньги, чтобы продержаться до того момента, когда она найдет себе работу. Тогда, возможно, все встанет на свои места.

Хелло! — ответил на том конце провода голос матери.

— Мама, мне нужна твоя помощь, — не было никакого смысла тратить время на вступительные слова. Она знала, что как только мать услышит ее голос, она поймет, в чем истинная причина звонка.

— Что стряслось на этот раз?

— Мне нужно две сотни долларов, — она постаралась сдержаться и говорить спокойно, — чтобы оплатить счета за этот месяц. Я вышлю деньги, как только получу работу.

— Почему бы тебе не попросить у твоего друга? Уверена, что он мог бы тебе

помочь.

— Его нет, мама, — ответила она, продолжая следить за своим голосом, — Мы разошлись почти месяц назад. Некоторое время ее мать молчала.

— Давно пора тебе взяться за ум, — сказала она наконец.

Джери-Ли не ответила.

— А как обстоит дело с пьесой? — спросила мать. — Ты закончила ее?

— Да, ответила Джери-Ли. — Но она никуда ие годится. Я относила Фэннону — он не станет ею заниматься.

— Есть и другие продюсеры.

— Она не годится, мама, — сказала она терпеливо. — Я перечитала ее.

Фэннон прав.

— Я тебя не понимаю. Неужели ты не могла разглядеть это тогда, когда писала?

— Не могла, — ответила Джери-Ли.

— Я не знаю, — сказала мать, и слова ее звучали обескураживающе, — почему ты не можешь жить, как другие девушки? Почему бы тебе не найти работу, выйти замуж, завести семью?

— Прости, мать. Я хотела бы суметь стать такой, как все, Я знаю, что это было бы гораздо проще, для всех нас. Но я не могу.

— Я могу одолжить тебе только сто долларов, — сказала, наконец, мать. — Ситуация на рынке ухудшилась, и прибыль заметно снизилась.

— Но этого мне никак не хватит. Только за квартиру я должна сто семьдесят пять долларов.

Это все, что я могу выкроить для тебя в этом месяце. Если ситуация немного улучшится, я смогу еще что-то прислать в следующем месяце.

— Одолжи хотя бы на квартиру. Они вручили мне сегодня уведомление о выселении, — Джери-Ли рассердилась на себя за то, что стала упрашивать, но при этом она понимала, что у нее нет иного выбора.

— Ты можешь вернуться домой и жить здесь.

— И что я буду делать? Там нет для меня работы.

— Ты не работаешь и сейчас. Джери-Ли потеряла всякое терпение.

— Мать! Или ты дашь мне деньги или нет. Совершенно бессмысленно топтаться на одном месте и пережевывать очевидное.

— Я пошлю тебе чек на сто долларов по почте, — сказала мать холодно.

— Не утруждай себя! — выдавила Джери-Ли и бросила трубку.

Каждый раз, когда они разговаривали, дело кончалось именно так.

Создавалось такое впечатление, что никакие отношения между ними невозможны.

Она вернулась на кушетку и продолжала просматривать объявления в газетах. Ничего. Деловая активность застыла на нуле, а несколько намечающихся постановок были полностью «схвачены» различными агентствами.

На последней странице «Новостей» ее привлекло объявление клуба «При свете торшера».

Она вспомнила, что в последнее время почти регулярно видит их объявления. Вероятно, девушки долго не задерживаются, и состав меняется непрерывно. Под влиянием порыва она сняла трубку и позвонила в клуб.

— Клуб «При свете торшера», — ответил женский голос.

— Будьте добры, мистера Да Коста.

— Кто спрашивает?

— Джери-Ли Рэндол.

— Подождите минутку, пожалуйста, — в голосе женщины она не услышала ни малейшего признака того, что та ее узнала.