Одинокая леди
Шрифт:
Выслушав ее оценку, он первым делом почувствовал, что его отношение к ней несколько изменилось — он раньше не предполагал, что она так остро и болезненно воспринимает свою собственную наивность.
— Но если она не сможет вертеть теми, кто ее окружает, не будет и сюжета для пьесы.
— А мне кажется, что его и так нет, — сказала она с завидной прямотой. — Я совершенно не могу понять, как человек, столь талантливый, умный, как ваш Джексон, может влюбиться в девчонку, втрое моложе его. В ней нет ничего,
— Вы считаете, что этого мало? — грустно улыбнулся он.
— Я говорю не о простой физической привлекательности. И уж во всяком случае, не о ее хитрости — такое качество просто оттолкнуло бы его. Должно быть что-то большее, чем все то, что у вас написано. Вот если бы она была женщиной, настоящей женщиной, может быть, я бы еще и поняла бы... Но она не женщина.
— А что, по-вашему мнению, может сделать ее настоящей женщиной?
Она с удивлением поглядела на него.
— Конечно же время. Время и опыт. Взрослеют, только благодаря времени и приобретенному опыту. И я повзрослею только таким путем.
— А вы не думаете, что он мог бы влюбиться в то, чем она, несомненно, станет в будущем?
— Такую возможность я не рассматривала, — сказала она задумчиво. — Нужно подумать...
Несколько минут она сидела молча, сосредоточенно размышляя, потом кивнула.
— Возможно... Но тогда должны быть не просто еле заметные намеки на то, во что она обещает превратиться, а что-то такое, что позволило бы зрителю догадаться, что в ней скрывается нечто большее, чем то, что сейчас видят все.
— Что ж, все это очень обоснованно звучит в ваших устах, — сказал он. — Пожалуй, я попробую взглянуть на сюжет с вашей точки зрения.
И тут она неожиданно смутилась, и щеки ее стали багровыми.
— Господи, я чувствую себя ужасно глупой, как ребенок, который пытается учить
взрослого ходить.
— Между прочим, мы можем многому научиться у детей, — улыбнулся он.
— Если бы только научились их слушать.
— Нет, правда, вы не седитесь на меня за критику?
— Не сержусь. Больше того, я благодарен вам. Вы помогли мне взглянуть на все критически и увидеть то, что вполне могло бы сделать пьесу сценическим недоноском.
Она рассмеялась и почувствовала себя счастливой.
— Я правда помогла?
— Правда, — ответил он, улыбаясь ей в ответ, — Правда, правда! — Он потянулся за сигаретами. — Сегодня у моего повара выходной. Как вы думаете, ваши родители станут возражать, если я приглашу вас в ресторан?
Улыбка сползла с ее лица, и вместо нее появилось обеспокоенное выражение.
— В чем дело, что с вами? — спросил он.
— Не думаю, что родители станут возражать. Папа вас уважает, вы ему очень нравитесь. Но вы считаете такой выход осмотрительным?
— Вы имеете в виду...
— Да, —
— Наверное, вы правы. И я не хотел бы стать источником новых неприятностей для вас, Джери-Ли.
— Я думаю не о себе, — быстро возразила она, подошла к нему и заглянула в лицо. — Я думаю о вас. С их точки зрения, есть только одна причина, по которой мужчина повел бы в ресторан девушку, вроде меня.
Он усмехнулся.
— О, для меня даже лестно, если они так подумают. Я не представлял, что они могут до этого додуматься в отношении меня.
— Вы здесь чужой. Вы богаты. Вы разведены. Вы ездите в Голливуд и в Европу и во всякие подобные злачные места. Только небу известно, что там происходит и что вы там вытворяете.
Теперь он расхохотался.
— Хотел бы я, чтобы они хоть на мгновение представили себе, как все это в действительности скучно и однообразно. Я езжу во все эти «злачные» места работать — вот и все.
— Пусть так, — сказала она, — но вам никогда не убедить их в этом.
— Если вы не боитесь, я бы хотел сделать попытку. На этот раз она долго смотрела на него молча в, наконец, кивнула.
— Я согласна, — произнесла она твердо. — Только я бы хотела прежде заехать домой.
Вечером они пошли в ресторан "Порт-Клер Инн. А на следующее утро, как и предсказывала Джери-Ли, новость облетела весь город. Кроме того, она поссорилась с Берни — впервые с тех далеких лет, когда они были маленькими.
На следующий день после злополучного похода в ресторан, Берни работал в клубе до позднего вечера. Потом заехал за ней, и они пошли в кино. После кино сели в машину и поехали на мыс, на площадку для парковки.
Он поставил машину в стороне, включил радио. Музыка заполнила салон машины, и он привычно притянул Джери-Ли к себе.
Она отстранила его.
— Не надо, Берни, сегодня у меня нет настроения, — мягко сказала она.
Он с удивлением взглянул на нее, а она уставилась мечтательно на лунный след, рассекающий спокойное, мерцающее море. Он вынул сигарету и закурил. Оба молчали. Докурив, он вышвырнул ее из окна и включил мотор.
Она посмотрела на него с удивлением.
— Куда мы едем?
— Домой, Я отвезу тебя, — сказал он мрачно.
— Почему?
— Ты знаешь.
— Потому что у меня нет настроения тискаться?
— Не только.
— Что же еще?
Он повернулся к ней и заговорил. В голосе его послышались раздражение и обида.
— Вчера поздно я возвращался из клуба и видел тебя и мистера Торнтона, Ты вела машину.
— Конечно, — он же не водит, — улыбнулась она.
— Но его рука лежала на сиденье за твоей спиной! И вы смеялись — он и ты, а ты, когда бываешь со мной последнее время, не смеешься!