Одинокая волчица

Бестужева-Лада Светлана Игоревна

— А если это любовь? — предположила я.

— Не смеши, подруга, — отмахнулся Костя. — Если я правильно понимаю этот персонаж, он не из тех, кто способен жениться даром. Даже по большой и страстной любви.

— Но все-таки он это сделал, — напомнила я. — И какие-то деньги у Юлии, кажется, были. Ее покойный муж занимался бизнесом, был как-то связан с мужем Императрицы… тоже, кстати, покойным. Ну, ничего себе компания: покойник на покойнике и покойником погоняет!

— В том-то и дело, — задумчиво сказал Костя. — Очень много трупов и на первый взгляд — никакого криминала. Слишком хорошо, чтобы

быть правдой, тебе не кажется?

— Когда кажется, надо креститься, — не лишком остроумно отпарировала я. — Сейчас приедут мальчики с чемоданом этой самой Юлии, обсудишь все с ними. Трупов действительно многовато. Но в тех книгах, которые я перевожу, их ещё больше. То есть буквально по трупу на один авторский лист. Иногда даже по два.

— Я, кстати, хотел тебя спросить, — вдруг оживился Костя, — а правда, то ты сама детективы пишешь?

— Правда, — со скромной гордостью отозвалась я. — И не только пишу, но даже печатаюсь. Причем как бы за деньги.

— Почему — как бы?

— Потому, что деньгами это можно назвать с большой натяжкой. То есть никто не спорит: то долларов — они сто долларов и есть. Но за полноценную книжку маловато получается.

— Это что, всем так платят? — изумился Костя. — Во всех издательствах.

— Похоже на то, — пожала я плечами. — Два издательства я попробовала именно с таким результатом. Сейчас посмотрим, что будет в третьем. Но лично мне известен только один автор, которому действительно платят по две-три тысячи долларов за книгу. Есть у нас такой Похлебкин, пишет о вкусной и здоровой пище. О не совсем здоровой — тоже. Но с этим шутки плохи, он всех издателей в кулаке только так держит.

— Держал, — коротко ответил Костя.

— То есть как — держал?

— Убили. Зарезали в собственной квартире несколько дней тому назад. Двери открыл сам, то есть знал — кому открывает. Кстати, тревогу подняли как раз издатели: он должен был приехать за гонораром и не приехал. Они и забеспокоились…

— Удивительное — рядом, — покачала я головой. — Обычно авторы за ними бегают, умоляют заплатить, а тут вдруг такая чуткость. Ты не думаешь, что они сами и…

— Думаю. И не только я. Но доказать ничего невозможно. Так что радуйся: тебя убивать не придут. Не за что.

— У нас, между прочим, и за сто долларов вполне могут грохнуть, — вздохнула я. — Могут и вообще просто так. Все-таки лучше быть богатым и здоровым…

— Богатые тоже плачут, — философски заметил Костя. — Я на них насмотрелся, точно знаю.

Н-да, и так плохо, и так — нехорошо. Не знаю, насколько лучше нам сейчас стало жить, но веселее — это уж точно. Загадочная русская душа помноженная на столь же неисповедимое русское «авось» и невероятно распространенный пофигизм, дает такие результаты, что лучше об этом просто не думать. Только тогда сохраняется призрачный шанс уберечь психику от непоправимой травмы. Хотя — как бы тоже не гарантия.

Андрей с Павлом выглядели ничуть не более жизнерадостными, чем Костя, а когда он вкратце пересказал им то, что я уже слышала, и вовсе загрустили. Последнюю надежду они возлагали на чемодан, который забрали из камеры хранения. Открыть его там, прямо на месте, они не могли не только потому, что стеснялись окружающих, а ещё и потому, что чемодан был заперт. Теперь

же, когда выяснилось, что хозяйка чемодана вроде бы жива и здорова, дело представлялось и вовсе неэтичным. Ну, скажем так — сомнительным.

Я оставила мужчин в комнате осмысливать проблему, а сама отправилась на кухню выполнять святые женские обязанности: готовить пищу. Разумеется, с куда большим удовольствием я бы примкнула к процессу осмысливания, но меня скорее всего неправильно бы поняли. Утешением могло служить лишь то, что мне всегда лучше думается отнюдь не в позе Роденовского мыслителя, а, так сказать, в процессе, причем процесс может быть самым разным: мытье пол или посуды, глажение, та же готовка. Так что я принялась чистить картошку и думать. Благо, пищи для размышлений было предостаточно.

Если Юлия жива и здорова, более того — благополучно вышла замуж не далее как несколько часов тому назад, то почему её чемодан так и остался в камере хранения? Более того, зачем он вообще там оказался, то есть зачем Императрица приказала Ольге чемодан выкинуть? Возможно, конечно, Юлия в лице вдовы-миллионерши обрела надежную покровительницу и в старых тряпках не нуждалась. Тогда теоретически Императрица могла отдать соответствующий приказ. Но… зачем было менять всю прислугу в доме, включая охрану? И почему Юлия не позвонила Галке, чтобы сообщить о благоприятных переменах в своей жизни? Назовите меня сумасшедшей, но я, в принципе, могла поверить и в совпадение со сменой обслуги, и в забывчивость Юлии, но в эту картинку никак не влезало странное поведение кота Марса. К тому же я склонна была доверять Алине больше, чем даже каким-то хотя и нелепым, но очевидным фактам.

Если загадочный Музыкант — поклонник (или любовник?) Императрицы, то Юлия тут вообще не при чем. То есть была бы при чем, если бы миллионерше понадобилось заморочить голову богатому поклоннику, Костиному шефу, и выдать своего хахаля за чужого мужа. Логично? Очень, только богатый поклонник умер аккурат накануне и весь этот камуфляж уже никому не нужен.

Если застрелили действительно того, кого хотели, то есть начальника охраны Императрицы, то для этого должны быть свои причины. И его осведомленность относительно истиной картины смерти хозяина тут не при чем: пикантно, но не криминал. Скорее всего, он знал что-то гораздо более важное, причем этим знанием с кем-то неосторожно поделился. Или даже не поделился, а просто намекнул на свою информированность. И тут же получил пулю в лоб, причем постановка этого спектакля была достаточно громоздкой и дорогостоящей. Возникает уже два вопроса: почему и зачем? Что такое знал злополучный охранник и почему его нельзя было убить просто, по-человечески, без театральных эффектов?

Ну, на несчастную Ольгу действительно рухнула автобусная остановка — тут все чисто, не подкопаешься, хотя и абсолютно неправдоподобно. Но ведь и её кто-то хотел убрать, спасла её лишь лирическая дружба с рядовым охранником, который, по-видимому, тоже пострадал во всей этой истории. В общем, с какой стороны ни подойди — концы найти невозможно. Единственное, что можно проверить, это гипотезу о забывчивости Юлии. Если в анамнезе у девушки имелись ранний склероз или обыкновенное разгильдяйство, то хоть что-то получит нормальное обоснование.