Одинокая волчица
Шрифт:
Все свободное время он ходил тенью за Марианной, а она любила днем прогуляться по большим магазинам, рассматривая витрины так, как другие рассматривают картины великих мастеров, а вечером обязательно, как она выражалась, «оттянуться» в кафе или на дискотеке. Еще месяц назад Максим озверел бы за один день такого растительного существования, но сейчас — ничего не замечал вокруг, пьянея от одной близости к ней. А она играла им как кошка с мышкой: то притянет его к себе, то оттолкнет. И очень часто жаловалась: как ей одиноко, какая у неё ужасная работа, как дорого платить за комнату, как тоскует по семье.
У Максима
Дома сообщение Максима, что они с Марианной решили пожениться вызвало такую бурю, что если бы не активная поддержка Александра Николаевича, неизвестно, чем бы вся эта история кончилась. Как только в два голоса Елена и Татьяна Георгиевна стали объяснять всю глупость такого скороспелого решения, Александр Николаевич просто увел жену в их комнату, закрыл дверь и когда они вышли оттуда через полчаса, Елена, стараясь не смотреть на мать, дала согласие и на этот брак, и на то, что молодые поселятся в их доме. Бабушка только руками всплеснула, повернулась и ушла в свою комнату хлопнув дверью так, что бокалы в буфете зазвенели.
Свадьбу справили скромно, у Марианны не было ни друзей, ни подруг, ни родственников. Максим тоже не хотел никакой пышности, его безумно огорчало, что с бабушкой они так и не помирились и она демонстративно уехала жить на дачу, а жену своего внука, что называется, «в упор не видела», хотя при каждом удобном случае подчеркивала, что опять в её доме появился «человек не нашего круга».
Марианна бросила работу, и когда Максим был на службе, просто валялась на кровати слушая музыку или раскладывала бесконечные пасьянсы, смотрела по телевизору все сериалы подряд, а когда он был свободен, то все продолжалось как и до свадьбы — магазины, кафе, бары, дискотеки.
Но и появилось нечто новое. Она стала требовать денег все больше и больше, ни с кем, кроме Александра Николаевича не общалась, смотрела сквозь мужа как сквозь стенку, а Елена частенько ловила на себе её взгляд, полный ненависти. Ну, может быть, и не откровенной ненависти, но какой-то тяжелой неприязни. Впрочем, отношения свекрови и невестки редко складываются идеально.
— Мне кажется, — сказала как-то Елена мужу в один из тех редких вечеров, когда они остались дома вдвоем, — Маша ревнует меня к Максиму. Смотрит на меня, будто я что-то у неё собираюсь украсть или уже краду…
Александр Николаевич скептически хмыкнул:
— Ревнует? С чего? Она с Максимом проводит практически все время, если он не на работе. Мы с тобой его почти не видим…
— Нет, тут что-то не так. Иногда мне становится в её присутствии не по себе.
— Ты, наверное, переутомилась, дорогая, — заметил муж, разворачивая газету. — Мари, конечно, взбалмошная девочка, но добрая. И Максима она, кажется, любит. По-моему, тут все дело в прописке. Она ведь живет здесь на птичьих правах, ей обидно.
— Но ты же знаешь, моя мама…
— Я знаю, что твоя мать очень хотела бы руководить всеми в этом доме, — сухим и жестким голосом отчеканил Александр Николаевич, раздраженно отбрасывая газету. — Не получается со мной — она отыгрывается на Марианне. Моей дорогой теще, между прочим, довольно трудно угодить.
Елена промолчала. Любая попытка поговорить с мужем «по душам» оборачивалась намеками на невыносимый, деспотический характер её матери и на то, что Александр Николаевич прямо-таки осчастливил Елену, женившись на ней — немолодой уже женщине со взрослым сыном. Сначала она обижалась, даже плакала, а потом как-то привыкла, сказав себе, что Санечка, конечно же, ревнует её и к сыну, и к матери. Значит, нужно быть ещё большим дипломатом и искусно лавировать между ним, невесткой, матерью и любимым сыном, чтобы в доме были мир и покой. Но как же она иногда уставала от этого бесконечного «лавирования» — куда больше, чем от своей напряженной работы.
События, между тем, разворачивались стремительно и совсем не в том направлении, какое было бы оптимальным. Однажды, к концу смены, Марианна зашла к Максиму на работу. Эти сутки дежурства для Максима выдались особенно тяжелыми и он мечтал только об одном: прийти домой и лечь спать. Но Мари решительно прошла в дежурку, грациозно опустилась на стул, закинула ногу за ногу, вытащила сигаретку, закурила и пуская дым к потолку, не замечая усталости и удрученного состояния мужа, сказала:
— Сегодня на Горбушке в ДК классная тусовка, закругляйся, поймаем тачку и поехали.
— Машенька, я сегодня очень устал, мне бы поспать хоть часочек, а там дым коромыслом, музыка грохочет… Ну пожалуйста, давай хоть сегодня домой поедем, у меня просто нет сил.
— Во-первых, я тебя сто раз просила не называть меня этим пошлым именем. Во-вторых, что ты за мужик такой, если после твоей не пыльной работенки ещё и спать надо. В-третьих, если ты со мной не поедешь, то уж не обессудь, я поеду одна и найду там себе кавалера покруче тебя.
— Хорошо — голос у Максима вдруг стал ровный и спокойный — поезжай. Но, во-первых, денег я тебе на твои увеселения больше не дам. Во-вторых, не тебе судить о моей работе. В-третьих, работаю и деньги зарабатываю, все-таки, я, и отдыхать мне тоже иногда надо, а вот от чего ты только и делаешь, что отдыхаешь? Чем это ты так себя утомила?
Марианна молча сорвалась со стула, вылетела в коридор, с силой шарахнув дверью в дежурке. Одновременно, выше этажом, где размещался кабинет хозяина конторы, тоже шарахнули дверью и чьи то каблучки дробно застучали по лестнице. Плавно покачивая бедрами и гордо вздернув голову, Марианна вышла на лестничную площадку, где её чуть не сшибла с ног какая-то женщина, спустившаяся по лестнице сверху. Марианна уже собралась как следует обложить нахалку, но что то заставило её вовремя прикусить язык.
Налетевшая на неё женщина была чуть старше её, одного с ней роста, с длинными, почти до талии каштановыми волосами и удивительными зелеными как у кошки раскосыми глазами. Она была не только очень красива, в ней чувствовалась скрытая сила, властность, умение повелевать, заставляющая всех окружающих говорить шепотом и ходить на цыпочках. Она явно была в ярости и из глаз её сыпались зеленые молнии. Но Марианна спокойно выдержала её взгляд и та начала потихоньку успокаиваться, пылающие щеки приобрели нормальную окраску нежного румянца, зеленые искры погасли, а на лице появилось надменное и немного удивленное выражение.