Одинокая звезда
Шрифт:
Но Марк снова потерпел неудачу. Пинкертон ничего выбалтывать не собирался. Этот болван даже не пытался поддерживать беседу, он просто слушал, как Марк заливается соловьем, и кивал с довольным видом. Тодоровски злился и никак не мог понять: то ли это такая мастерская игра и собеседник прикидывается простачком, то ли в самом деле такой недалекий.
Он просидел в кондитерской целый час и скормил этому идиоту немало пирожных, а потом тот засобирался в офис полиции. И они радушно распрощались с обоюдными пожеланиями удачи.
На другой же день Тодоровски выследил его
Мнимый художник-реконструктор забрел в пивную и досконально выслушал историю семьи Дак, включая излюбленную всеми сплетниками версию ограбления. А утром отправился к месту проживания этих отщепенцев и некоторое время наблюдал в бинокль их блуждания по свалке. Потом проследовал за ними в машине по улице городка.
Эти два, похожих на помойных котов, ублюдка люто ненавидели своего брата. Поэтому завербовать их было несложно. Не то, чтобы от них было много толка в слежке, но совать палки в колеса было одним из любимых приемов Марка. Не всегда из этого получается толк, иногда результатов просто не бывает. Но подбросить камушки в расследование Дарби а в том, что Дарби вел расследование, сомнений не было) было бы полезно.
По некоторым признакам Тодоровски понял, что Дарби тоже интересуется ювелиром. Это необходимо прекратить.
ГЛАВА 7. Пикник на природе
Марк решил, что предварительная обработка новоиспеченных работников закончилась и пора переходить к инструктажу. Он принялся объяснять им, что именно они должны делать. Но братья так облопались всякой снедью и опились лимонадом, что пришли в совершенно заторможенное состояние. Скрэбб поминутно сморкался из одной ноздри, изящно зажимая другую пальцем, потом небрежно вытирал руку о кожаное сиденье. В промежутках между сморканиями он оглушительно рыгал и выковыривал из гнилых зубов остатки пищи. Он совсем не слушал Тодоровски, лишь задумчиво вертел пальцем в ухе и думал о чем-то своем.
Вонючка, пережравшись после длительного поста, почувствовал себя плохо. У него разболелся живот, его распучило от лимонада, и он то и дело выпускал газы всеми доступными способами. Глаза его еще больше разбрелись в стороны: один задумчиво созерцал пупок, другой описывал круги. Вдобавок Гунни одолевала икота, и его хлипкое тельце содрогалось всякий раз, когда издавало квакающий нутряной звук. Полулежа на сидении с сотрясающимся брюшком, дебил не реагировал ни на одно слово.
Глядя в эти две омерзительные рожи, Марк чувствовал дурноту, особенно его одолевали миазмы, исходящие от гнусной парочки. Он уже начал сомневаться в эффективности своего плана. Но так просто сдаваться было совсем не в его характере. Ошибка налицо: не надо было сразу так сытно кормить этих идиотов. Теперь едва ли удастся предпринять с ними что-либо полезное.
Тодоровски испытывал неимоверное раздражение при виде того курятника, который образовался на месте заднего сидения. Нельзя было позволять этим животным жрать в машине, это еще одна ошибка. И вообще с ними нельзя цацкаться, иначе
Было уже около полудня, Марк устал и хотел есть. Он два часа провозился с этими обормотами и ничего, по сути, не добился. Братья, похоже, решили прямо жить в машине, они никуда не спешили. Скрэбб развалился и нагло закинул ноги на спинку переднего сиденья.
Марк рассвирепел, он с руганью попытался скинуть эти вонючие конечности с пассажирского кресла, но не тут-то было! Ноги были тяжеленные и из сидячего положения он не мог перекинуть их назад. На протертых подошвах налипло что-то вроде навоза, всё это валилось на дорогую кожу кресла.
Тодоровски выскочил из машины, обежал ее и, открыв заднюю дверцу, ухватил Скрэбба за шкирку и дернул на себя.
Скрэбб свалился мордой в землю, а ноги его остались в машине. Он обиженно загнусил и, как большой ленивец, полез обратно, царапая грязными обломанными ногтями кожу сидения. Теперь к повидлу, крему и крошкам в салоне добавились еще земля и трава.
Марк окончательно вышел из себя. Операция слишком затянулась, надо было кардинально ее переламывать.
— А ну, слушайте меня сейчас же, сукины дети! — заорал он, заскочив опять в машину и для пущего эффекта свирепо нажимая на сигнал. — Чтоб, мать вашу, завтра всё сделали, как я велел, а то поубиваю всех к чертовой бабушке!
Он так озверел, что выражался совершенно непристойно. Его гнев был настолько убедителен, что парочка немного пришла в себя и попыталась понять, чего от них требует этот человек.
— Завтра с утра пораньше пойдете за Дарби, куда бы он ни пошел…
— А можно я ему в морду дам? — с надеждой спросил Скрэбб.
— Можно! — нетерпеливо ответил Тодоровски.
Скрэбб тут же привстал и, несильно размахнувшись, треснул ничего не ожидавшего Марка по скуле.
— Ну, скотина! — взревел тот и, совершенно уже не зная, что можно предпринять в такой дикой ситуации, открыл бардачок и выхватил газовый пистолет.
Скотина Скрэбб вытаращил глаза и явно перепугался, даже сел прямо.
— Ва-ва-ва… — залопотал он трясущимися губами.
"Сейчас намочит под себя!" — мелькнула в голове у Марка паническая мысль. Он уже понял, что избранное средство оказалось слишком сильным. А с другой стороны, как можно еще справиться с этими оболтусами?! Марк опустил пистолет, который просто гипнотизировал дылду, и попытался воспользоваться моментом, чтобы еще раз прочитать инструкции.
— Слушайте, идиоты, внимательно! — начал он, стараясь говорить внятно и громко.
Гунни, который уже перестал икать и тихонько дремал, скорчившись в своем углу, вдруг завозился, открыл мутные глазки и возвестил новость:
— Я писать хочу!
— Иди, пописай. — терпеливо ответил Марк.
Вонючка, задевая за всё ногами, выбрался из машины и принялся, раскачиваясь спросонок, писать прямо на колесо, поливая струей также и корпус, порядком попадая и в салон.
В голове у Марка забили колокола, он потемнел от ярости и отчаяния. Вся его затея представилась в совсем ином свете. Это совершенная глупость — пытаться использовать этих гнусных тварей в каком бы то ни было деле! Надо срочно избавляться от них, пока не случилось еще чего-нибудь! Хотя, что может быть хуже?!