Одинокая звезда

Касаткина Ирина Леонидовна

Таким выдался и тот день. Облака, много дней скрывавшие небо, разошлись, и солнышко принялось дарить горожанам чисто апрельские улыбки. Оно растопило остатки снега, и на термометре установилось плюс пятнадцать. Вовсю зазеленели почки на сирени, а из земли полезли обманутые теплом ростки травы.

Маринка встретила утро этого дня в самом радужном настроении. Накануне они с Димой испытали настоящий триумф. На бардовском фестивале «Объяснение в любви» Димина песня на Маринкины слова завоевала всеобщее признание, войдя в призовую тройку.

Как

он пел! Его бархатный голос проникал в самые души слушателей. Никакая подковерная борьба вокруг жюри не помешала его песне стать призовой. Еще бы! Ведь Маринка писала ее не рукой, а сердцем.

Как им хлопали! Как целовал он ее на глазах у всех! Ему вручили замечательный приз – стереомагнитофон. Роскошный, черный, с цветными лампочками, мигавшими в такт музыке. И он тут же подарил его Маринке. Во-первых, без ее слов не было бы и самой песни. Во-вторых, у него дома уже был точно такой же – а у нее вообще никакого не было. Кроме того, одна фирма взялась выпустить диск с лучшими песнями фестиваля и уже обсудила с авторами условия контракта. Выходило очень даже неплохо – вполне приличные денежки.

По окончании концерта Диму отловил известный в городе музыкант.

– Кто автор стихов? – спросил он.

– Моя девушка, – ответил Дима. – А что, нравятся?

– Нет слов! Познакомь.

– Фиг тебе! Она только для меня пишет.

– Да ладно! А то я у жюри не узнаю.

– Смотри, не соглашайся ни на какие уговоры, – убеждал Дима Маринку. – Наобещает тебе с три короба. Помни, ты мой автор, только мой.

– Конечно, Димочка! – клялась счастливая Маринка. – Ты у меня один. Все мои будущие стихи – только твои.

Вот в таком замечательном настроении шла она солнечным декабрьским утром в школу. Шла не спеша, времени до звонка было предостаточно. Совершенно весенняя погода так подействовала на нее, что в голове сами собой стали рождаться строчки:

Декабрь, а почки зеленые,Трава молодая растет,По Пушкинской бродят влюбленные,Растаял на солнышке лед.

Она остановилась, достала тетрадь по алгебре и записала их на последней странице. Сама собой пришла следующая строфа:

Декабрь. Сквозь тучи виднеетсяДалекая голубизна.Декабрь. А сердце надеется,Что, может быть, это – весна.

«Совсем неплохо, – решила Маринка. – Надо позвонить тому редактору – может, напечатает в своей газете. Но сначала Диме покажу».

На фестивале она познакомилась с редактором «Домашней газеты», предложившим ей постоянное сотрудничество. Правда, Дима охладил ее радость, напомнив, что без его согласия она не должна никому отдавать свои стихи, чтобы их не перехватили другие композиторы.

А Дима в этот день в школу вообще не пошел. Его пригласили на телевидение, и мама-завуч без слов разрешила ему пропустить уроки. Раз такое событие!

На телевидении было здорово. Он спел им свои лучшие песни.

Все – на Маринкины слова. Его долго расспрашивали о нем самом и об авторе стихов, потом снимали. Сказали, когда покажут по телевизору. А под конец попросили передать автору стихов, что жаждут с ней встречи в три часа дня.

Дима покинул телестудию в начале второго. Уроки у Маринки заканчивались четверть третьего, а в студию ей надо было к трем, поэтому он решил заскочить к ней в школу и уговорить отпроситься с последнего часа, чтоб она успела сбегать домой поесть и привести себя в порядок, – ведь ее тоже будут снимать.

Когда он примчался в ее школу, там только что закончилась перемена. Он влетел в класс. Ребята рассаживались по местам, а учителя еще не было. Рыская глазами по рядам в поисках Маринки, Дима вдруг зацепился взглядом за девушку, сидевшую у окна. Девушка задумчиво глядела на небо. Вот она перевела взгляд на Диму – и два осколка синевы переместились с неба в класс.

Дима поразился разом наступившей тишине. Как будто он очутился под невидимым куполом, в центре которого находилась девушка с небесными глазами. Звуки почти не проникали внутрь купола. Откуда-то издалека до него донеслось слово «готов!» и чей-то смех. А он все стоял и смотрел, ожидая, когда она снова поднимет на него взгляд. Вдруг ее заслонила какая-то фигура и стала размахивать руками. Он с досадой отмахнулся от нее – и тут до него дошел конец фразы «…киньте класс, урок уже начался!»

Он пулей вылетел из класса и заметался по коридорам, еще не до конца понимая, чего, собственно, хочет. Там на него налетел пацан лет двенадцати – вероятно, выгнанный или сбежавший с урока.

– Отрок, встань передо мной, как лист перед травой! – скомандовал Дима, и тот замер. Помахав перед его носом денежкой, Дима строго спросил:

– Зришь, что это?

– Десять рублей, – зачарованно ответил отрок.

– Хочешь?

– Еще бы! А что надо?

– Девушка с синими глазами из одиннадцатого «А». Быстро отвечай: кто она, как ее зовут, где живет, с кем дружит, – в общем, все, что знаешь. И бабки твои.

– Зовут Лена, фамилия Джанелия-Туржанская. Дружит с Маринкой Башкатовой и живет с ней в одном доме. Но ты можешь губы на нее не раскатывать. Там рядом сидит Гена – человек Лены. Он таких – заинтересованных – к ней на пушечный выстрел не подпускает. Сразу отстреливает. И тебе не обломится – не надейся.

– А вот это не твоего ума дело! Получай заработанное и много не болтай. Если узнаешь ее телефон, получишь еще столько же.

– Да запросто! Приходи к концу урока. Я у врачихи посмотрю в журнале. Набрешу чего-нибудь.

Голова Димы лихорадочно заработала: – Туржанская! Туржанская! Где он слышал эту фамилию?

– Не знаешь случайно, кто ее родители? – спросил он напоследок.

– Знаю. Она наш класс опекает. Типа вожатой. Отца у нее нет, а мать профессор в Политехе. Ленка жутко умная, все годы круглая отличница. Но добрая – всем помогает. В школе нет парня, который бы в нее не влюблялся. Только это бесполезно. И тебе не советую.

– А совета у тебя никто не спрашивает. Значит, через сорок минут во дворе. И никому ни слова!