Одинокие души

Дьюал Эшли

пытаюсь подняться. Больно. Тогда я отталкиваюсь руками от постели, и нахожу опору

впереди: фортепиано.

Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не

могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие.

Правда, есть одна мелодия…

Она крутится в моей голове уже четыре месяца. Я впервые вспомнила о ней ещё в

больнице, затем не могла забыть в школе. Пытаясь подобрать её на фортепиано, я только

больше

убеждалась в своей бесполезности, и поэтому забросила.

Зря. Мелодия и сейчас всплыла в голове.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но

вдруг вижу маму.

– Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа

уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь: даже можешь не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, и я хватаюсь рукой за спину. Если мне удастся выжить: это будет безумным

везением.

Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.

Папа останавливается и достает из кармана кошелек.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, - сообщает он, и открывает бумажник. – Так что

добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены, - он протягивает деньги. – Вчера я провел

сложную операцию. За женщиной нужен уход, и, желательно, если я буду поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было

внутреннее кровотечение, так что, случись что-нибудь непредвиденное, её знания мне

смогут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда

они все же появляются – с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который, порой, сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем

общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К

примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного

наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить, необходимо меняя масло, при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это

ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а

обязательно нужно разделить их на две партии, и помыть два раза сковородку.

Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно взаимосвязан с их

работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я с Кариной.

–

Тогда увидимся завтра утром, - я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они

вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на

сидение. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия? Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой

огромных усилий, выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватил.

– Где схватил? – Ну, вот опять его медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю, и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверно, она готова провалиться

сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц у всех женщин. – Я наблюдаю за

тем, как папа облегченно опускает плечи. – Так что не стоит волноваться. Все пройдет

через несколько часов.

– Хорошо, - он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку, и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и

Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.

– Я с тобой разговаривать не собираюсь, - отрезаю я и направляюсь к школе. – Можешь

даже не стараться что-либо исправить.

– Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы.

Сестра не отстает. Семенит за мной следом, и я чувствую, как она прожигает взглядом мне

спину. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги

встали на место. Но я иду вперед и ровно дышу, не хочу вновь спровоцировать боль в

спине.

– Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – я

вновь молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. – Рано или поздно нам всё равно придется

заговорить.

– Ты думаешь? – не удерживаюсь я, и прикусываю язык.

– Ты уже говоришь, - довольная собой, она улыбается мне и, наконец, выходит вперед.

Я не пытаюсь догнать её. Пусть идет куда хочет. В конце концов, моя боль в спине

появилась по её инициативе.

День начался не очень, продолжился он в таком же медленном и тягучем ритме. Я ходила, держась руками за стены, иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к

концу третьего урока, в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться, и даже нагибаться, если приходилось. Мои одноклассники не поняли, почему